Иван Погонин

Неудача Кунцевича

Неудача Кунцевича

Глава 1

Король пинкертонов

«На бенефисе кордебалета невольно обращало на себя внимание обилие «Шерлоков-Холмсов», разместившихся в различных ярусах. В партере можно было заметить начальника сыскной полиции В.Г. Филиппова, его помощника Маршалка и короля российских пинкертонов М.Н. Кунцевича. Ошибочно было бы думать, что столичные Лекоки явились в театр в качестве балетоманов. Причиной их невольного преклонения перед жрицами Терпсихоры явился полученный начальником сыскной полиции аноним, извещавший, что пробравшиеся в Петербург варшавские гастролеры-взломщики in corpore[1] намерены присутствовать на бенефисе кордебалета. Тщетно обозревали Наты Пинкертоны в бинокли публику, среди нее представителей «фомки» и долота не оказалось. Очевидно, «гастролеры» учуяли засаду и решили отказаться от удовольствия, сопряженного с риском попасть в места, не столь отдаленные».

Татьяна отложила газету. На лице ее играла ироничная улыбка.

— Коли ты король, Мешко, стало быть, я — королева. И поэтому требую впредь меня иначе, как «Ваше величество», не титуловать!

Мечислав Николаевич поднялся из-за стола и склонился в глубоком поклоне:

— Слушаюсь, моя королева!

Потом встал на одно колено и стал целовать женину ручку. Сначала тыльную сторону ладони, потом саму ладошку, потом запястье, потом выше, выше, потом стал развязывать пояс халатика….

В гостиную постучала и тут же вошла горничная.

— К вам мусье Обюссон, барин!

Было воскресенье, десятый час утра в начале, словом, время для визитов совсем не подходящее. К тому же у Кунцевича был первый за несколько месяцев неприсутственный день. Поэтому общаться с господином Обюссоном по служебным делам (а по каким еще делам тот мог припереться в эдакую рань!) совершенно не хотелось. Это с одной стороны. А с другой — Обюссон держал фруктовую лавку на первом этаже его дома, всегда поставлял Мечиславу Николаевичу самый хороший товар, да к тому же со значительной уступкой. Обижать такого человека не следовало, поэтому надворный советник вздохнул и сказал горничной: «Проси». Таня встала и быстрым шагом направилась в спальню.

Француз явился не один. Вместе с ним в гостиную вошли кряжистый невысокий мужчина с длинной черной бородой, одетый в длиннополый сюртук и сапоги, и управляющий домом — господин Знаменский.

— Прошу прощения за столь ранний визит, — француз склонил голову, — но обстоятельства, его вызвавшие, чрезвычайные! Сегодня ночью были ограблены мой магазин и магазин месье Смурова, — Обюссон указал на бородача. — И как дерзко ограблены! Мало того, что воры украли деньги и товар, так они еще и поужинали у нас с шампанским!

— Три ковра мне угваздали, три на куски разодрали, — сказал Смуров. — И ведь как специально, самые дорогие выбрали, чтоб им пусто было! Дюжину пустых бутылок я насчитал! До блевотины обожрались!.. Кхм. Простите.

— Полицию вызвали? — поинтересовался Кунцевич.

— Вызвали, конечно, уж и пристав прибыл, и ваши сыскные, — ответил Обюссон. — Только… Мечислав Николаевич, нам бы хотелось, чтобы вы лично приняли в этом деле участие. Вы-то уж непременно отыщете! Ну а за нами не постоит!

Надворный советник купца переубеждать не стал, а обратился к управляющему:

— Андрей Платонович, а вы разве ничего не слыхали? Или вас нынешней ночью дома не было?

Кунцевич задал такой вопрос, потому что квартира Знаменского помещалась на одной лестнице с обворованными магазинами.

— Да дома я был, где ж мне еще быть. И шум слыхал-с. Часа в четыре. Но я подумал, что это магазин убирают. Они часто ночью убирать изволят. Жильцы неоднократно жаловались.

— А когда мне убираться прикажете? Днем у меня торговля, — возразил Смуров.

— Так вечером убирайтесь, вечером!

— А много ли унесли? — прервал дискуссию надворный советник.

— Мы еще не считали, но тысяч на двадцать, не меньше, — ответил Обюссон.

— Неужели так много?

— Так товар у нас дорогой, ваше высокоблагородие, — сказал Смуров. — Да и наличность в магазинах была.

Когда Кунцевич пришел во фруктовую лавку, там уже были Маршалк, с утра заступивший на дежурство, дежурный сыскной надзиратель Кислов и агент из Адмиралтейской части[2].

— Не отдыхается, ваше величество? — заулыбался Маршалк, увидев чиновника для поручений.

— Да ну тебя, Карл, надоело уже, право! Я же в этом доме живу, вот и заглянул по-соседски.

Картина вырисовывалась следующая: вчера преступники зашли в магазин Смурова, спрятались среди ковров, дождались ночи, коловоротом просверлили дыру в потолке, спустились на разрезанных коврах в магазин Обюссона, взломали несгораемый шкаф и забрали оттуда деньги. Прихватив две дюжины шампанского, ящик апельсинов, сыра, колбас и ананасов, они подняли все это к Смурову, где принялись кутить, используя ковры в качестве дастархана. Потом открыли дверь черного хода и растворились в предрассветном тумане.

— А не те ли это варшавские гастролеры, которых мы третьего дня караулили? — предположил Карл Петрович.

— Не думаю, — сказал Кунцевич, — поляки шампанским обжираться не стали бы. Да и инструмент не привисленской выделки. — Надворный советник повертел в руках коловорот. — Наши это, доморощенные.

На месте происшествия он пробыл недолго, задал несколько вопросов хозяевам и приказчикам, позвал Кислова и вышел с ним через черный ход во двор.

После непродолжительной беседы агент вышел на Большую Морскую и кликнул извозчика, а его начальник отправился домой.

Глава 2

Король медицины

— Как вы узнали, что это Ремешковских рук дело? — спрашивал на следующий день Филиппов.

— Один из приказчиков Смурова вспомнил, что накануне кражи в магазине вертелись трое господ, на покупателей ковров нисколечко непохожих, и описал их приметы. А у Александра Гаврилова Ремишко, по прозванью Сашка-Ремешок, внешность весьма примечательная. Как только я узнал, что к Смурову заходил обладатель огненно-рыжего чуба, я сразу Кислова к Аньке Михайловой послал — Ремешок у нее уже полгода постоем стоит. Ребята в квартиру зашли — а там стол от шампанского и фруктов ломится. В шкафу деньги и ценные бумаги нашли, на чердаке — Ваньку Михайлова, Анькиного брата и Чугая поймали. Они, подлецы, пока наши дверь ломали, по карнизу туда пробрались. Обыскали, тысячу смуровскими процентными бумагами нашли. Ремешку, правда, соскочить удалось, но это ненадолго, денька через два-три, думаю, поймаем.

— Да, недаром вас газетчики королем сыска называют.

— Владимир Гаврилович, — взмолился Кунцевич, — ну хоть вы-то не подначивайте! Вот, кстати, — надворный советник показал на закрытую рогожей корзину, которую, зайдя в кабинет, поставил на один из стульев для посетителей, — Обюссон вам образцы своего товара просил передать.

— Мне-то за что?

— Как за что? За чуткое руководство! Кислова тоже неплохо было бы к награде представить.