— Итак, милые дамы, — заговорил великий герцог,вытирая свой член, — эти три тысячи цехинов, которые вы просили и которыея согласился вам заплатить, включают в себя стоимость вашего молчаниякасательно наших совместных проделок.

— Все останется между нами, — сказала я, — нопри одном условии.

— Что я слышу! Она еще ставит условия! Гром и молния,да как вы посмели!

— Вот так и посмела. Это право дают мне вашипреступления, которые я могу обнародовать и сбросить вас с трона.

— Смотрите, ваше высочество! — взорвалсяаббат. — Смотрите, к чему привела ваша снисходительность к этим шлюшкам;их вообще не следовало приглашать сюда, или же им надо перерезать горло, разони увидели, что здесь произошло. Ваша жалость, мой повелитель, кончитсяплачевно для вас или для вашего кошелька, я не раз говорил вам об этом. Умоляювас, сир, перестаньте унижаться перед этим дерьмом.

— Спокойнее, аббат, спокойнее, — высокомернозаявила я, — приберегите свои дешевые речи для тех дешевых девок, скоторыми привыкли иметь дело вы и ваш хозяин. Не подобает разговаривать такимобразом с женщинами, которые не менее богаты, чем вы, — продолжала я,повернувшись к герцогу, — и которые занимаются проституцией не из-за нуждыили жадности, а только ради своего удовольствия. Так что давайте прекратимперепалку: ваша светлость нуждается в нас, мы нуждаемся в вас, стало быть, чашивесов уравновешиваются. Мы даем слово хранить полнейшее молчание, Леопольд,если вы, со своей стороны, гарантируете нам полнейшую неприкосновенность на товремя, что мы будем находиться во Флоренции. Поклянитесь, что нам будетпозволено безнаказанно творить в ваших владениях все, что мы пожелаем.

— Я мог бы избежать этого вымогательства, — сказалЛеопольд, — и не запятнав свои руки кровью этих жалких созданий, убедитьих в том, что здесь, как и в Париже, достаточно тюрем, за стенами которыхбыстро научаются держать язык за зубами, но мне неприятно употреблять подобныеметоды с женщинами, такими же распутными, как я сам, поэтому я даю вам полнуюсвободу действий, которую вы просите — это касается вас, мадам, ваших свояченици вашего супруга, но только на шесть месяцев, после чего вы должны убраться измоих владений.

Получив все, что требовалось, мы поблагодарили Леопольда,взяли деньги и распрощались.

— Надо сполна воспользоваться такой блестящейвозможностью, — сказал Сбригани, услышав рассказ о наших приключениях впоместье великого герцога, — и за это время прибавить, по меньшей мере,еще три миллиона к тому, что мы уже имеем. Жаль, конечно, что «карт-бланш»выдана нам в такой нищей и грязной части страны, но уж лучше эта малость, чемвообще ничего: в конце концов полгода будет достаточно, чтобы сколотитьприличное состояние.

Нравы во Флоренции отличаются большой свободой, а поведениежителей — удивительной распущенностью. Женщины одеваются почти так же, какмужчины, мужчины — почти как девушки. В редких итальянских городах встретишьтакую склонность к сокрытию своего пола, и эта мания флорентийцев, несомненно,проистекает из их насущной потребности профанировать половые признаки. Содомияздесь является чем-то вроде моды или повального увлечения, в истории городабыло время, когда его отцы, с успехом выговаривали у Ватикана снисхождение ковсем формам этого порока. Инцест и адюльтер также пользуются почетом исовершаются совсем открыто: мужья уступают своих жен, братья спят с сестрами,отцы — с дочерьми.

«Это все климат, — утверждают жители, — климатвиновен в нашей распущенности, и Бог, поместивши нас в такие условия, не долженудивляться нашим излишествам, ибо Он сам ответственен за них».

В этой связи расскажу об одном весьма странном флорентийскомобычае. Во вторник на масленой неделе ни одна женщина не имеет права отказатьсодомистским поползновениям своего супруга, если же ей взбредет в головуотвергнуть его домогательства и если он сочтет ее отказ не убедительным, онасделается посмешищем всего города. Как счастлива эта нация, и как мудро онапоступает, облекая свои страсти в одежды закона! Вот вам достойный подражанияпример здравомыслия, ибо есть невежественные народы, которые, следуя принципам,в равной мере глупым и варварским, вместо того, чтобы послушаться голоса своегоинстинкта, через посредство абсурдного законодательства подавляют в людях естественныйпозыв.

Однако, как бы ни были свободны нравы флорентийцев,любителям острых ощущений не позволяется шататься по всему городу. Проституткамвыделен особый квартал для обитания, за пределами которого они не имеют правовести свою торговлю и в котором царит удивительный порядок и спокойствие.Впрочем, эти девицы, по большей части совсем не привлекательные, живут в оченьплохих условиях, и внимательный наблюдатель, посетив увеселительные заведения,не найдет в них ничего примечательного и интересного, если не считатьудивительной покорности их обитательниц, которые и привлекают внимание толькоблагодаря этой покорности, предоставляя в полное распоряжение желающих любуючасть тела и с поразительным терпением выносят любую, даже саму жестокуюприхоть распутников. Мы с супругом не раз развлекались в обществе этих жрицлюбви, подвергая их всевозможным унижениям и телесным увечьям, и ни разу неслышали от них ничего похожего на жалобы или протесты, чего никогда вы невстретите во Франции. Но если проституция не особенно процветает во Флоренции,тамошний либертинаж поистине не знает границ, и жилища богатых горожан,напоминающие неприступные крепости, являются настоящим приютом самого гнусногосладострастия: немало девушек, соблазненных или просто украденных, томятся вэтих святилищах мерзких утех, теряют там честь, а нередко и самое жизнь.

Вскоре после нашего появления в городе один богатый изнатный человек, замучивший до смерти двух девочек семи и восьми лет, былпублично обвинен родителями в изнасиловании и убийстве; улик против распутникабыло более, чем достаточно, он выплатил жалобщикам незначительную сумму, ибольше об этом деле ничего не было слышно.

В то же самое время власти заподозрили одну известнуюсводницу в том, что она похищала девушек из добропорядочных семей и продавалаих флорентийским вельможам. На вопрос об именах своих клиентов она выдала такоеколичество уважаемых в городе лиц, что расследование тотчас прекратили,документы сожгли и женщине запретили рассказывать о своих проделках.

Почти все флорентинки высокого положения имеют привычкуторговатъ своими прелестями в публичных домах, куда приводит их необузданныйтемперамент, а очень часто и нужда. Что же до официального положения замужнейженщины, оно во Флоренции очень незавидное: — может быть, самое худшее из всехевропейских городов, — и очень немногие из них живут в роскоши. Роль«чичисбея»[6] сводится лишь к тому, чтобы служить ее ширмой, ион редко пользуется ласками своей спутницы, которую в данном случае уместнееназвать госпожой; назначенный в качестве друга ее мужа, он повсюду сопровождаетее и послушно удаляется по первому ее приказу. Сильно ошибается тот, ктосчитает «чичисбея» чем-то вроде любовника, — это просто-напросто верный иснисходительный друг женщины, ее союзник, хотя порой бывает шпионом мужа, носпать с ней он не имеет права. Словом, это самая позорная обязанность, какуютолько может взвалить на себя итальянский мужчина. Едва на пороге появляетсябогатый чужестранец, как галантный супруг и верный друг удаляются, освобождаяполе деятельности для того, чей кошелек служит надеждой всего семейства, и мнечасто приходилось видеть, как глава дома за несколько цехинов охотно, прималейшем желании пришельца, предоставлял ему возможность уединиться с егосупругой.