Мы часто были свидетелями, как после окончания школы многие из девчонок и мальчишек стремились уехать из села в город. Тот, кто все же оставался жить дома, навсегда перекочевывал в разряд неудачников. О нем говорили, что ему не повезло.

Эфемерные, не реальные мои мечты витали далеко от села и ни где-нибудь, а на широких проспектах и улицах мегаполиса.

— Это же не навсегда, поехали! — кричал я Жене, иначе он меня не слышал и Фоков однажды не выдержал, сдался.

— Хорошо! — сказал он неуверенно. — Поехали.

Я знал, чего он боялся, и поэтому мы выбрали время затишья. Мой друг не намерен был ни с кем встречаться. Час пик прошел. Сельчане, те которые работали в городе уже уехали. Для большей безопасности я предложил Фокову отправиться до станции через огороды, чтобы избежать случайных встреч. Он согласился. Мы вышли на тропинку, и пошли леском, и тут чуть было, не столкнулись с бабой Пашей и двоечником Гришкой. Женя не хотел лишних вопросов, и мы, не сговариваясь, тут же спрятались в кустах. Едва они прошли мимо нас, я толкнул Фокова локтем в грудь, и мы снова двинулись к станции.

На платформу я поднялся один, без друга, посмотрел расписание, купил билеты и уже после перед самим приходом электрички помахал Жене рукой. Он без задержки вышел из придорожной зелени. Тут же показался состав. В вагон мы буквально запрыгнули. Следом за нами еще кто-то ввалился. Как мы не прятались — оказались не одиноки. Это был Гришка — внук бабы Паши.

— А, в город! — бросил он нам. — Я тоже. К отцу еду. Вызывает. Думаю, насовсем. Он меня должен пристроить в училище.

В руках Гришка держал чемоданчик с вещами.

— А как же баба Паша! — спросил я.

— Вот еще. Нужна она мне. Жадная!

Бабе Паше было далеко за шестьдесят. Она пенсии не выработала. Получала гроши. Жила за счет огорода и коровы, которая снабжала ее и Гришку молоком. Долгое время парень отцу был не нужен, и он о нем не вспоминал. Но вот настало время — понадобился.

Высказывание Гришки-двоечника о бабе Паше мне не понравилось, и я не стал с ним долго разговаривать. На вокзале мы без сожаления расстались с Гришкой. Я ему лишь махнул рукой. Фоков сказал:

— Пока! — он был рад, что парень не стал к нему приставать с расспросами. Видно, Гришку не волновало то, что стряслось с Женей. Он был равнодушен к его судьбе. Возможно, ничего не знал.

Тут же с вокзала я потащил Фокова в метро. Мы отправились в зоопарк.

В зоопарке людей было много, основной народ — это дети. Для осмотра нам потребовался не один час. У клетки с волком Фоков долго крутился и вдруг сказал:

— Юра нас бы вот так в клетку. Тогда человек вряд ли был бы способен делать глупости.

Не знаю, к чему были сказаны его слова. Меня то зачем толкать в замкнутое пространство. Я ничего такого не совершал. Женя осознавал свой недавний поступок, высказал свое разочарование, признавшись мне в слабости и, — это было радостно слышать.

После посещения зоопарка мы отправились в парк культуры и отдыха. Там развлеклись на аттракционах, сходили в ресторанчик — покушали. Затем я повел Фокова в кино. По дороге в кинотеатр я на одной из станций метро вдруг увидел Наташу и Михаила Потаповича. Они шли неторопливо, пропуская людей. Учитель физики держал девушку под руку и что-то ей горячо говорил. На платформе все толкались. Я закрыл Женю собой. Мы с трудом протиснулись сквозь толпу и забрались в вагон. Двери закрылись. Электричка тронулась. Я был доволен, все обошлось. Хотя, возможно, ничего страшного и не было. В жизни много встречается похожих друг на друга людей. Тем более в многомиллионном городе. Может, мне они просто привиделись. Но рисковать вряд ли стоило. Я, и представить не мог, что могло быть — вся моя «терапия» пошла бы насмарку.

Домой мы вернулись поздно. Наш поход в город оказался удачным. Он отвлек парня. На мое предложение в ближайшее воскресенье снова съездить в город Женя без разговоров согласился.

Я был доволен. Не знаю, что повлияло на Фокова, может город, может его люди, пусть с ними у нас и не было прямых взаимоотношений. Что-то в нем стало меняться. Однако я понимал, что моему другу окончательно снять синдром страха может помочь только Кустина. Она была причиной его падения в «глубину» — пропасть. Она и могла вернуть парня к жизни. Мой друг лично выкарабкаться был не в состоянии даже при моем участии.

Я во время длинных-предлинных с ним разговоров все делал, чтобы не упоминать о Нате. Но у меня ничего не получалось. Женя заставлял меня говорить о ней и только о ней. Мне было неудобно откровенничать — рассказывать о своей любви к Кустиной. Я ничего лишнего и не сказал, но, невольно, отдал ему ее, не понимая, как это произошло.

Отдать то отдал, но Ната не принимала и отчего-то избегала Фокова, и не только его, но и меня.

Однажды я не выдержал и пошел к ней домой.

— Пусть ты и занята, занята вот так, — и я сделал движение рукой, — сверх головы, но сейчас все дела отодвинь. Я думаю — ничего не произойдет в твоей жизни катастрофического: раз-другой не встретишься с этим, как его? — Михаилом …

— Ни с кем я не встречаюсь, — резко выкрикнула Ната.

Я, конечно, понимал, что она лжет, но не стал ей напоминать об увиденном эпизоде в городе. Это для меня было не главным. Я-то стерпеть мог, а вот Женя тот нет. Главное, чтобы она держала язык за зубами и не проболталась. Взглянув хитро на девушку, я сказал:

— Вот и хорошо, что ты не встречаешься. Значит, у тебя есть время. Пошли, ты поможешь своему товарищу, ну хотя бы подтянуть «иностранный язык». Позанимайся с ним. Его ведь оставили на осень.

— Да не нужно ему все это. На учебу твоему Жене наплевать, — выдала мне Кустина. — Ты об этом и сам хорошо знаешь.

— Знаю! Согласен, что не нужно! Но, ему нужны друзья! — Я тогда насильно вытащил девушку к Фокову и всегда это делал, пока он не стал оживать — приходить в себя.

Я понимал, что Ната была рядом временно. Мне трудно было представить, что мой друг может ее увлечь. Меня он победил: я отдал ему девушку, но я — это я, а вот Михаила Потаповича ему