– Странный у нас какой-то разговор…

– Да? – с любопытством спросил докторТерехов. – А почему?

– Вы меня лечить обязаны…

– А вот те хрен, подполковник, – сказал Тереховвежливо. – Не обязан я лечить симулянтов, а вот вышибать их отсюда кчертовой матери – как раз и есть моя прямая обязанность. Финансирование нануле, больным жрать нечего, медикаментов не хватает на настоящих – а тут,изволите ли видеть, липовые шизофреники окопались, бесплатной медицины жаждут,лечение им подавай… – Он подался вперед и широко улыбнулся: – А воткстати, я вас уже неделю не лечу. Ясно вам? С тех самых пор, как окончательноубедился, в чем тут дело. Не надо так недоверчиво ухмыляться, не надо… Я вамчистую правду говорю. Вот уже неделю вам колют исключительно глюкозку и прочиевитаминчики – а через раз и вовсе дистиллированную водичку, потому что витаминыбольным нужнее, а вы и так не дистрофик… А что до вчерашнего представления… Ямнимого практиканта имею в виду. Которому я, стоя в двух шагах от вас, довольногромко объяснял, что после данного укола пациент, то есть вы, напрочь потеряеткоординацию, едва вставши с кушетки, начнет колыхаться и падать, так что егонужно заботливо подхватить, довести до коечки и поставить рядом побольшеводички, поскольку пациента часа три будет мучить дикая жажда… Вы все слышали,конечно. И вели себя соответственно – шатались, падали, литра три воды выдули…А вкололи-то вам опять-таки девять кубиков чистейшей дистиллированной водички,честью клянусь! И не практикант это был вовсе, а санитар из женского отделения,с третьего этажа… А чтой-то вы рожицей изменимшись? Чтой-то вы поскучневши?Поунылевши? У меня вот тут вот вся эта история добросовестнейшим образомотражена, в вашей так называемой истории болезни… Вообще, Константин Степаныч,всю прошлую неделю за вами было крайне любопытно наблюдать. Я, извините завульгарность, обсмеялся, чуть ли не уписался, глядя, как вы не можете себянайти. Ну, вы ж человек неглупый, понимали, что у всякого больного, и у вас втом числе, должна быть определенная модель поведения – но по причине сквернойподготовки понятия не имели, какая. Вот и метались, вот и дергались.Присматривались к товарищам по несчастью, пытались собезьянничать у них то то,то это… И каждый раз терзались сомнениями: а вдруг подсмотрели не то, вашемуперсональному сдвигу несвойственное? Нельзя же расспрашивать соседей по палатенапрямую: мол, мужик, шизофренией ты маешься или паранойей? И ежели шизофренией,то как именно тебя колбасит, плющит и корежит? Ну? Что ж вы глазыньки-тоблудливые прячете? Стыдно проигрывать, правда?

– Проигрывать всегда стыдно, – пробурчал Кирьянов,по-прежнему не глядя на мучителя.

– Ну что ж, давайте это считать чистосердечнымпризнанием.

– Вы полагаете?

– Хватит, ладно? – поморщился Терехов. –Говорю вам, я неплохой специалист. Я наблюдал за вами неделю, я ставил вамловушки, я испытывал вас так и сяк, я консультировался с коллегами для вящейнадежности – и теперь я твердо намерен в ближайшие же четверть часа выставитьвас отсюда к чертовой матери, вручив напоследок справочку, которойдекларируется ваше полное психическое здоровье, хоть в космос запускай, хотьатомную бомбу определяй стеречь…

Впервые подполковник-пожарный посмотрел ему прямо в глаза –совершенно чистым, незамутненным, здоровым взглядом. Криво усмехнулся испросил:

– А договориться мы никак не можем?

– То есть?

– Я вам дам денег, – сказал Кирьянов спокойно идаже чуточку небрежно. – Много. Очень много. Вы столько и не видели.Сходите в каптерку или как там у вас называется эта кладовка, куда складываютшмотки пациентов… Возьмите мою сумку и загляните. Там лежит пара пачек… Вам сголовой хватит. А дома есть еще. Если вы, мало ли, бессребреник, не берите себе,а отдайте на больницу. Там много…

– Я знаю, – сказал доктор Терехов почти столь жеспокойно. – Уж простите за любопытство, посмотрел. В самом деле,интересно. Двести тысяч, две пачки, в банковской упаковке…

– Дома есть еще.

– А что взамен? Держать вас тут до скончания веков?

– До скончания веков не обязательно, – сказалКирьянов деловым тоном. – Достаточно будет… ну, хотя бы месяца. Подержитеменя тут еще месяц. И напишите потом в истории болезни какой-нибудь совершенноустрашающий диагноз. Понимаете? Я не знаю, как это у вас зовется… Самыйтяжелый. Самый… Ну, вам виднее. Такой, чтобы я мог оставаться на свободе, нобыл бы совершенно непригоден к любой работе, хоть каплю посложнее вахтерскойили дворницкой… Мы договоримся?

– И вам вполне всего этого достаточно? Месяца здесь итакого вот диагноза?

– Пожалуй что. Ну как?

– Откровенность за откровенность, пожалуй, –сказал доктор Терехов задумчиво и протяжно. – Вы меня поставили в трудноеположение… Вот этим самым разговором. Если раньше мне казалось, что я понимаю почтивсе, то теперь я, честное слово, ничего не понимаю… Я так и не понял до сихпор, за каким чертом вам понадобилось укрываться в психушке. Вы не рядовойтопорник, вы – кабинетное начальство, мало того, как я выяснил, вас собиралисьвот-вот назначить на полковничью должность с присвоением соответствующегозвания и увеличением оклада. При том, что вы и сейчас получаете вдвое большеменя. При том, что в последние месяцы престиж вашей профессии еще болееувеличился – вас ведь передали из МВД в контору Шойгу, вы теперь не «вродементов», а подразделение МЧС… Я изрядно покопался в вашей жизни, знаете ли. Наслужбе у вас все прекрасно. Дома прекрасно. С женой нет проблем, с детьми темболее, денег на жизнь хватает, вас ценит начальство, дачка у вас, «жигуль»нехилый… Я на вас неделю убил…

– А зачем, можно поинтересоваться?

– Можно, – сказал Терехов серьезно. – Потомучто, не сочтите это высокими словами, у меня осталась только моя работа. Поденьгам меня опустили ниже некуда, по престижу и социальному статусу –аналогично. У меня осталась одна возможность не сломаться, не впасть вдепрессию, не растечься – остаться твердым профессионалом. Понимаете?

– Кажется.

– Рад слышать… Так вот, мне совершенно непонятно,почему вы ни с того ни с сего решили укрыться в психушке. Нет вроде бы никакихповодов. Ладно, я не волшебник и не успел за неделю узнать всего. Может, выобрюхатили соседку-семиклассницу или сшибли на машине насмерть гаишника приисполнении… Не в том загадка.

– А в чем?

– Не понимаете? Нет, серьезно? Откуда у вас двеститысяч? Ах нет, побольше, дома ведь есть еще… Ваша прошлая жизнь не дала нималейшего следочка. Бабушкиных бриллиантов вы не продавали, а в карты такуюсумму вряд ли могли выиграть. Вы что, наркотой торговали втихаря? Или нашли напожаре алмаз в сто каратов и сумели его пристроить?

– Деньги заработанные. Честным образом.

– Ну да? А не подскажете ли, где в наше время можносрубить такие бабки честным образом?