Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первое время они цапались так просто, поскольку у них не совпадали биоритмы, то есть — когда один вставал, другой ложился, а потом стали не совпадать и барометры, то есть — когда у одного он поднимался, у другого падал, когда у одного показывал на ясно, у другого ломило кости на дождь. Все это кончилось тем, что когда один ел, другой шел в нужник. И дойдя до такого положения, они поняли, что надо разводиться, поскольку жить вместе невозможно. Однако придя к такому выводу, они тут же сообразили, что развестись еще невозможней, и решили все-таки жить вместе.
После этого Мудите завела в доме кошек. В то время как Емельян У. вытряс из мешка под ее дверью Принцессу, у нее уже было три кота (Микси, Пецик и Фестиваль), которых она любила всей душой, потому что любить было ей больше некого, и которых Август просто терпеть не мог, называя «продувными бестиями, способными на все», и особенно взъевшись на них после того, как Мудите сказала:
— Они — единственная радость, какая у меня еще осталась в нашей семейной жизни.
И то, что Август прав, и коты действительно способны на исе, подтвердилось назавтра же утром, когда Мудите услыхала жалобные зовы на помощь и, выбежав за дверь, увидала, что три ее резвых любимца окружили молоденькую, трогательно невинную кошечку и следят за ней сверкающими сладострастными взглядами.
— А ну брысь, распутники! — крикнула Мудите на котов, подхватила Принцессу, тепло прижала к груди и внесла в дом.
Вечером, когда Август О. вернулся из гаража, Мудите сказала мужу:
— Ты только не бойся, Густ, я в твою комнату пустила маленькую милую кошечку. Мне больше некуда ее деть. Микси, Пецик и Фестиваль ее обижают. Пусть она какое- то время побудет у тебя, пока они все четверо друг к другу не привыкнут.
— Ну знаешь! — сварливо пробурчал Август (как делал всегда, когда ему недоставало слов) и сразу ушел в свою комнату. Первое, что он увидел, была Принцесса, которая растянувшись лежала на кровати, и второе — круглую лужицу посреди пола. — Ну знаешь! — повторил он еще раздраженней и, без всякого почтения схватив кошку за холку, с отвращением вышвырнул в кухню. — Держи своих котов где хочешь! — сказал жене Август.
— Они, заруби себе на носу, и твои коты, — холодно отвечала Мудите. — Пока еще ты мой муж.
— Что значит «пока»? — мрачно переспросил Август.
— А то, что ты не единственный мужчина на свете, — отрезала она.
— Смешно просто! — буркнул Август и в самом деле нехорошо засмеялся. — В утиль тебя — это да, а не мужчине в постель.
Теперь засмеялась (тоже нехорошо) и Мудите.
— И это мне говорит старая рухлядь, которой давно пора на свалку?! — вскричала она.
— Здесь с ума сойти можно! — вскричал и Август О. и снова пошел в свою комнату, притом подчеркнуто твердым шагом, чтобы ясно показать, кто здесь указчик.
— Ты уже давно сумасшедший! — крикнула ему вслед Мудите.
Это собеседование супругов имело своим последствием то, что Август демонстративно не пошел есть, а Мудите поздно вечером, когда он заснул крепким сном, все же впустила через дверную щель в мужнину комнату киску (уже получившую имя, которое, к слову сказать, стало самым кратковременным в жизни Принцессы).
Август О. работал шофером и, привыкнув подниматься чуть свет, нередко просыпался еще до того, как зазвенит будильник. Так было и в то утро. Он лежал с открытыми глазами, наслаждаясь минуткой ленивой праздности и без определенной цели смотрел в комнатный сумрак. Совершенно случайно взгляд его упал на секцию у противоположной стены. И вдруг он увидел, что из-под секции выполз вроде бы толстый темный червь и побежал, извиваясь, по полу. Сперва Август только, оторопев, глядел, пока не догадался зажечь ночник. И при свете увидел: то, что показалось ему червяком, на самом деле ручеек.
— Ну знаешь! — в очередной раз судорожно вздохнул Август и с боевым кличем — Где эта стерва?! — вскочил с кровати и в одних кальсонах кинулся к секции, в пылу гнева уже приговорив виновницу к высшей мере наказания, так как человек он был горячий.
Однако эта (как он позволил себе выразиться) «стерва», чувствуя опасность, уже переметнулась под кровать и из полутьмы смотрела широко открытыми глазами, в которых горел смертельный страх.
— Кис-кис-кис! — став на четвереньки, подманивал Август и тянулся за кошкой, однако Принцесса не вылезала и, забившись в угол, сидела там серой тенью.
— Черт бы тебя побрал! — наконец плюнул он и взялся за брюки, и, одеваясь, понемножку остывал и уже засомневался, так ли уж кошка заслуживала смерти, ведь человек он был горячий, но справедливый, и потому решил ограничиться трепкой. Однако же войдя на кухню — поставить на газовую плитку чайник, он махнул рукой и на это намеренье, так как вполне логично рассудил, что проблему это не решает. От кошки надо избавиться — и навсегда! Но так как ему (привожу мысли) «пачкать руки кровью не хотелось», он придумал выход, казавшийся ему самому оригинальным, и разыскал под стрехой крепкий суровый мешок, в котором кошке предстояло (опять привожу мысли) «отправиться на поиски счастья».
Август О., конечно не знал, что таким способом Принцесса путешествовала уже дважды, и еще меньше мог он предвидеть, что и третий вояж не будет в ее жизни последним. Знай это Август в то утро, очень возможно — он бы над кошкой сжалился и, в конце концов, примирился бы с тем, чтобы сосуществовать с ней под одной крышей, как же он постепенно примирился с наличием Микси, Пецика и Фестиваля. Впоследствии он искренне сожалел о содеянном, с мучительными укорами вспоминая подробности происшествия, которых помимо него самого и Принцессы никогда не узнала ни одна живая душа, и которых он тем не менее стыдился. Вновь и вновь себя мучая и терзая, он восстанавливал в памяти, как он пыхтя выуживал из-под кровати кошку половой щеткой, заранее включив радио, точно (привожу мысли) «в сценах пыток в итальянcких фильмах». В какой именно момент в нем проснулась жалость? Когда он с мешком в руке рысцой кинулся в калитку и через плечо оглянулся на темное женино окно (ведь Мудите, само собой, еще спала)?
Нет, в тот момент еще нет — тогда в нем еще бурлило торжество победы. Или в гараже, когда он отпер машину и положил в нее мешок? Нет, и тогда еще нет — тогда в нем тлел