Она была вхожа во все заведения культуры города, так как работала в Управлении этой самой культурой. С ней можно было бесплатно попасть на выставки, в фондохранилища, в музеи, на презентации монографий и на прочие, порой закрытые от простых смертных, мероприятия. Единственное условие со стороны Марии Владимировны было довольно логичным: если они не штудируют семинарские вопросы в душных аудиториях, то студенты разбирают их дома самостоятельно. Также она просила не распространяться Нагорному об их договоре, мол, с деканатом договоренность есть, а профессору знать необязательно. Да он и не спрашивал.

Андрея интересовало многое. Он мало отдыхал, постоянно был в работе, череде научных и околонаучных мероприятий. К примеру, в октябре стартовал очередной сезон лектория «LectoPro». Университет участвовал в проекте второй год подряд. Преподаватели разных факультетов читали научно-популярные лекции на открытой площадке. Прийти мог любой желающий. Тематика выступлений была обширнейшей: от физики до лирики. Истфак представляли пять преподавателей, в том числе Нагорный. Сегодня вечером он читал лекцию об этнографе Варваре Кузнецовой и ее одиночной экспедиции на Чукотку. Перед ним выступал какой-то математик, и Андрей позволил себе опоздать.

На эту лекцию Маша идти не собиралась, но ее уговорила Женя фразой «Если Нагорный не идет к Мариам, значит Мариам идет к Нагорному». Сестра очень хотела посмотреть на того самого Андрея Евгеньевича, о котором слушала не первый год. Конечно, она искала его фотографии в интернете и даже посмотрела пару интервью на YouTube. Симпатичный мужчина, обаятельный, уверенный в себе. Но Маша постоянно говорила про какую-то особенную ауру, энергетику. Женька была дамой менее впечатлительной и могла трезво оценить кандидата в свояки.

Маша рассказала, что профессор так и не явился к ней ни на одно семинарское занятие. Он проявлял полное равнодушие к появлению ассистента, чем срывал ее план. Она хотела поразить его степенью своего участия в учебном процессе, подходом к организации практических занятий. Однако Андрей Евгеньевич оправдывал свое звание самого равнодушного преподавателя на факультете.

Первая лекция из трех заявленных была посвящена математике. Чистокровный гуманитарий Мария начала засыпать на словах «Метод математической индукции…».

Но неожиданно встрепенулась, толкнула сестру в бок, кивая головой на вход. Женя чуть привстала, рассматривая вошедшего в зал мужчину. Он, прислонившись плечом к дверному косяку, медленно оглядывал зрителей- слушателей. Высокий, вполне себе обычного телосложения, даже слегка худощав, в общем, эктоморф. Дежурная улыбка, внимательный, доброжелательный взгляд. Одет, как типичный представитель своей профессии, в белую рубашку, пиджак, брюки. Но все-таки мероприятие не официальное, поэтому ни галстука, ни бабочки на мужчине не было. Верхняя пуговица рубашки расстегнута. Андрей Евгеньевич кивнул кому-то в первом ряду и снова осмотрел публику.

— Породистый, — довольно кивнула Женя.

Кажется, это положительная характеристика. Сестры проводили Нагорного взглядами: он сел за столик перед импровизированной сценой. Женя спокойно принялась слушать математика. Она то, со своим политехом, его мало того, что понимала, так еще и одобряла. А вот Андрей больше слушал наклонившуюся к нему через спинку стула симпатичную брюнетку в лиловом платье. Женя покосилась на Машу. Та пожала плечами. В глазах читалась безобидная смесь печали и ревности. Брюнетка коснулась плеча Андрея и улыбнулась. Маша нахмурилась, вспоминая, где видела это лицо… Точно! Эта дама преподавала на филфаке, когда Мария была студенткой. Кажется, брюнетку звали Софьей. Она отвратительно читала лекции.

Математик, слава гуманитарным богам, закончил. Ведущий сессии представил второго лектора — доктора исторических наук, профессора, руководителя регионального проекта «Этнолаб» и многочисленных грантовых проектов, начальника этнографических экспедиций Андрея Евгеньевича Нагорного. Мужчина поднялся на невысокий помост, отделявший импровизированную сцену от зала, обаятельно улыбнулся и, проигнорировав кафедру, возле которой до него топтался математик, сел в глубокое кресло. Позади него возвышался стеллаж с парой книг, рядом — светильник на высокой ножке с темным абажуром. Вероятно, это была нехитрая задумка организаторов: оформление сцены в стиле кабинета ученого. Вряд ли они предполагали, что кто-то захочет воспользоваться декорациями. Андрей напоказ, с легко читаемыми на лице эмоциями «Ну, а вдруг?», потянул за веревочку. Торшер загорелся. Мужчина шутливо отвесил поклон в сторону столика организаторов. Они поняли его, и в зале погас верхний свет. Теперь ученый сидел в нешироком круге теплого сияния, исходившего от одинокой лампы, и все внимание оказалось сконцентрировано на его лице. Зал затих.

— Андрей Евгеньевич, вам проектор не нужен? — шепотом, который услышали все, спросил ведущий.

— Нет, он нам не понадобится. To, о чем я сегодня вам расскажу, невозможно показать. Это можно только попробовать прочувствовать. «Навряд ли мои мучения перенесла бы женщина. Я же, уже совсем отупевшая, ковыляю по пути кочевок. Ошибочно было ехать неопытному человеку одному, да еще женщине, да к такому народу, как чукчи. Если я и стану заниматься этнографией, то избави Бог от таких вещей», — это выдержка из полевого дневника Варвары Григорьевны Кузнецовой. За час отведенного мне времени я попытаюсь описать экспедиционный опыт этой смелой женщины, который, я вам признаюсь сразу, несмотря на положительный результат для науки, безрадостен и некрасив. Это не та лубочная этнография, которую показывают по телевидению…

Женя за час лекции успела и поплакать, и посмеяться. А также поняла, что именно привлекло Мариам в этом мужчине. Он загипнотизировал целый зал. И было страшно и интересно представить, какой эффект он может оказывать на одну отдельно взятую женщину наедине. «Надеюсь, он так хорошо не только забалтывает…», — подумала Женя. Она, хоть ее сестра и занималась этнографией, мало знала об этой науке. И уж тем более о Кузнецовой и о ее мучениях в одиночной экспедиции в тундре. В отличие от Маши.

Мария интересовалась судьбами женщин-этнографов. Несколько фраз в рассказе Андрея ей не понравились: она видела и другую трактовку исторических фактов. Во время его речи она не раз цокнула и даже позволила себе прошептать что-то типа «А я не согласна». И когда ведущий после окончания лекции спросил у зала, есть ли вопросы, замечания, предложения,

Женя (чтоб у нее машина в мороз не завелась!) крикнула любимую бабушкину фразу:

— Тут девушка таки имеет что сказать!

Пока Маша, опешив от этого выпада, заглатывала воздух, как рыбка, ей уже передали микрофон. В зале воцарилась тишина, все обернулись к их столику. Придется говорить.

— Таки скажите мне, что вы там имеете, — улыбнулся Андрей, с интересом подаваясь грудью вперед.

Нагорный внимательно слушал девушку. Ему понравился ее нестандартный подход к источникам, хорошая осведомленность, умение удержать интерес публики. Обычно на таких лекциях с разношерстым составом слушателей на этапе вопросов начиналось хождение-брожение в сторону выхода. В небольшую паузу, прямо как в хоккее, все хотели успеть покурить, купить кофе, размяться. Но девушка смогла заинтересовать зал, и все замерли в ожидании полемики. Конечно, сейчас Андрей не станет оспаривать ее доводы и пускаться в долгие, нудные методологические разъяснения. На это не заложено время, да и вряд ли неподготовленная аудитория сможет выдержать серьезную научную дискуссию. Все-таки лекторий задумывался как научно-популярный. К тому же организатор маячил Андрею, показывая на наручные часы: девушка увлеклась и не оставила Нагорному время на ответы.