Хенка арестовали за ограбление кассы лавки зеленщика Весселса на углу Слойсстраат и Шинкелькаде. Весселс увидел, что происходит, в зеркале, поймал Хенка за воротник и вызвал полицию. Поскольку мальчишке было всего четырнадцать, в тюрьму его не отправили, но три месяца он должен был провести в Национальной исправительной колонии Де Крусберг в Дутинхеме, на востоке Нидерландов. Джо пришла утешить мать. Они сидели за кухонным столом, когда с работы вернулся Вим.

– Он просто ничему не учится, – сказала Джо. – Пусть хоть там его научат, что брать чужое нельзя.

– Я уже давно носила кошелек в кармане передника, – вздохнула мать. – Он никогда не мог пройти мимо, чтобы что-нибудь не стащить.

– А помнишь, накануне моей свадьбы? Мое дорогое постельное белье – я несколько лет экономила, чтобы купить его. Он все украл, а деньги прогулял. Я так и не смогла купить новое, и нам пришлось воспользоваться старым бельем родителей Йопа.

– Поеду его навестить, – вздохнула мать. – Нельзя же просто оставить его там без присмотра. Может быть, хоть это его чему-нибудь научит.

Начиная с июня 1942 года оккупанты стали постепенно ограничивать свободу передвижения обычных граждан. Вим порой все еще перевозил корзины мяса для Адольфса, но приходилось быть настороже, поскольку перевозить овощи больше не позволялось. Приятель зятя Вима, Гер, теперь лишь изредка приезжал в Амстердам из Цваага с местным урожаем. Это становилось слишком опасно.

Летом немцы конфисковали все двухколесные средства передвижения.

– Они называют это реквизицией – эти ублюдки просто украли наши велосипеды, – сквозь зубы ругался Адольфс.

Ему пришлось оформлять специальное разрешение на курьерский велосипед Вима. Через несколько дней он триумфально вернулся в лавку, размахивая пропуском. На какое-то время их велосипед оказался в безопасности, но Вим тревожился за собственный гоночный велосипед. Ездил он на нем в последний раз почти год назад. Он спрятал его в маленьком сарае, накрыл большим одеялом, а сверху поставил цветочные горшки.

6

Arbeitensatz (рабочее задание)

Амстердам, февраль 1943 года, –

Брунсвик, Германия, январь 1944 года

Как-то днем в лавку Адольфса вошли двое немецких солдат в сопровождении двух мужчин, с ног до головы одетых в черное. Вим заметил у них на рукавах красно-черную эмблему НСД и понял, что его ожидает. Прятаться было бессмысленно – его уже заметили. Первым заговорил старший из НСД.

– Чем здесь занимается этот парень?

– Это мой ученик, – ответил Адольфс. – В следующем году он открывает собственную мясную лавку возле Остерпарка.

– Разве вам не известно, что все мужчины в возрасте от 18 до 35 лет должны зарегистрироваться в службе занятости и работать на Великий Германский рейх?

– Когда вышел этот указ, он все сделал, как положено. В его документах отмечено, что он необходим мне для работы.

– Необходим? Это решать нам. И что же делает его таким необходимым? В его обязанностях нет ничего особенного! Что такого он делает, чего ты не можешь сделать сам?

– Я не могу все делать сам. Он мне помогает и поддерживает. Кроме того, он уже заканчивает обучение на мясника. У него отлично получается.

Адольфс изо всех сил пытался скрыть ярость, но подрагивающие уголки губ его выдавали.

Заговорил младший из НСД:

– Согласно моему списку он живет с матерью и двумя братьями на Твейде Остерпаркстраат, и его мать получает пособие. Все очень просто. Он уже давно должен был работать в Германии. Тебе он не нужен – Великий Германский рейх нуждается в нем сильнее. Если его мать хочет и дальше получать пособие, он будет немедленно мобилизован после получения письменного приказа. Повестка будет доставлена ему домой.

– Но мне без него не обойтись! Мясная лавка – это тяжелый труд. Может быть, вы этого не понимаете, но мне одному не справиться.

– Адольфс, все решено: он отправится на работы в Германию!

НСДшники кивнули немецким солдатам, которые молча ждали у дверей. Они развернулись и вышли из лавки.

– И что же теперь, господин Адольфс? – прошептал Вим.

Мясник покачал головой, не зная, что сказать. Какое-то время они оба молчали.

– Боюсь, у тебя нет выбора… По крайней мере, если твоя мать хочет и дальше получать пособие.

Вим тяжело вздохнул. Он знал, что матери нужны деньги, и понимал последствия. Вечером мать никак не могла успокоиться. Вим изо всех сил пытался ее утешить.

– У меня будет комната и пансион. И я смогу экономить деньги и присылать вам.

Он знал, что его друзья, которые уже работали в Германии, присылали домой спокойные письма, иногда даже с деньгами. Впрочем, его слова не возымели на мать никакого действия.

Все протянулось дольше, чем он ожидал. Но через три недели этот момент наступил, и на коврик у двери легла повестка. Виму отводилось пять дней на то, чтобы подать заявление на получение паспорта в Государственном регистре. Получив паспорт, он должен был явиться в здание Атланты, напротив парка Лейдсебосе. Теперь ничто не могло уберечь его от отправки в Германию. Еще чуть-чуть, и все останется позади: мать, братья, сестра… Мясник… И Сиска…

С ней он познакомился лишь несколько недель назад, но она казалась ему невероятно красивой и привлекательной. Она была на год его младше – девятнадцать лет – и жила на Ньиве-Лелиестраат в квартале Йордан, чуть западнее центра города. Вима всегда тянуло к юным блондинкам, но при первой встрече им так хорошо танцевалось друг с другом, что только в кафе после танцев Вим понял, что у Сиски темно-русые волосы, красивыми волнами лежащие на плечах. И прекрасные карие глаза. Может быть, бабочки в его животе и не запорхали, но он точно знал, что она очень красива.

В воскресенье 21 февраля 1943 года в восемь утра на трамвайной остановке Вим поцеловал мать и Джо и крепко обнял Сиску. Она не хотела его отпускать. Вим потрепал Бертуса по голове. Хенк так и не появился.

Вим взвалил на плечо вещмешок со своим скромным барахлишком и сел в трамвай, который шел на Лейдсепляйн. Трамвай медленно тронулся. Вим замахал родным, и через полминуты они скрылись из виду. Он высунулся из окна, но больше их не увидел… И ничего не увидел… Мозг не фиксировал увиденное. «Германия, – эхом отдавалось у него в ушах. – Германия». Он никогда там не был и теперь страшно нервничал.

В службе занятости пришлось десять минут ждать, пока в руки ему не сунули пакет с документами. Он расписался в получении и вытащил небольшую желтую карточку с надписью «Брунсвик» и адресом. Вим никогда не слышал об этом месте. Клерк дал ему подробные инструкции – все остальное прояснится по дороге. Он должен явиться на Центральный вокзал. Там будут собирать молодых мужчин, каждый из которых направлялся в разные точки того, что германские солдаты частенько меланхолично называли die Heimat – «Родина». Расспросив окружающих, Вим понял, что ему нужно еще целый час ждать своего поезда. На платформе становилось все более многолюдно, и это немного успокоило Вима. Если они едут такой большой группой, то все, наверное, организовано неплохо.

На каждой остановке в поезд садились новые люди, чаще всего молодые, но были и мужчины за тридцать. У всех было одно общее: лица оставались напряженными. Расставаться с семьями и близкими было нелегко, да и будущее представлялось неопределенным. Вим искал тех, кто тоже направлялся в Брунсвик, но безуспешно. Туда отправили его одного.

Через несколько часов поезд остановился в немецком городе Ганновер. Вим показал кондуктору свою карточку, и тот дал понять, что ему следует остаться в поезде, как и еще нескольким голландцам. Чуть позже поезд тронулся. Вид за окном не разочаровал Вима. Пейзаж мало чем отличался от окрестностей Амстердама. Зелень, поля, маленькие деревушки – но много разбомбленных домов и заводов.

Ближе к вечеру поезд остановился на центральном вокзале Брунсвика. Вим взял свой вещмешок, вышел и нервно огляделся вокруг. Поможет ли ему кто-нибудь? Захочет ли кто-то помочь ему в этой стране, которая ведет войну? С потоком людей он направился к лестнице, надеясь, что это выход. Пройдя метров тридцать, он увидел девушку лет двадцати пяти. Она была довольно легко