на нём духи, крема, гребешки для волос — классический уголок любой женщины. В спальне было темно, кровать скрывалась за плотной шторой, но зато спать, вероятно, было там очень удобно — никогда не мешал солнечный свет. В ванной был хороший ремонт, и я с завистью разглядывала не протекающий смеситель. Но самое главное — в квартире был изумительный порядок, и я с удивлением заметила, что она замечательная хозяйка. Пусть она жила одна, холодильник её не был пуст, на выбор было несколько сортов чая, даже имелся кофе, который она, как я предполагаю, не пила. Я была поражена, так как никто бы не подумал, что у Луизы на самом деле такой организованный быт.

Заметив мой восхищённый взгляд, Луиза начала наблюдать за мной и слабо улыбалась, поглядывая на меня из-под бровей, словно пыталась маскировать свой интерес под случайные взгляды.

Я прекрасно понимала, что попала в малочисленный список людей, которые были в её квартире. Луиза относилась к своему жилью с тем же пиететом, как и к своему личному пространству. И я старалась не создавать конфликтных ситуаций. Войдя в кухню, я села за стол, и просто спросила:

— Мы можем позаниматься тут?

— Да, — коротко ответила она, кивнув, и бросив на меня взгляд, в котором я прочла лёгкое недоверие и сомнения. Она словно одним взглядом спросила: "Ты ведь тут ничего не сломаешь и не испортишь, верно?". Я бы сказала, что подобные подозрения Луизы были для меня оскорбительны, но я пропускала их мимо. Я понимала, что страхи девушки субъективны, настоящей причины у них нет, и она сама плохо понимает, чего боится, поэтому считала, что и обижаться на них пустое дело.

— Ты сядешь рядом или предпочтёшь стоять? — спросила я, и она невольно поёжилась, словно я угадала её мысли. Вероятно, в этот момент она сама думала над этим вопросом. В итоге она села напротив меня, между нами была бесконечная столешница — нам надо было обеим вытянуть руки, чтобы соприкоснуться кончиками пальцев.

Я одобрительно кивнула и решила начать занятие. На самом деле я не могу назвать себя честным человеком, ведь помогая Луизе изучать английский, я удовлетворяла своё удовольствие. Я задавала вопросы на случайные темы, которые интересуют меня, а Луиза на ломаном английском, с моими подсказками и исправлениями, отвечала. Таким образом я узнала, что у неё есть родители, которые живут в Париже.

Луиза не смогла жить в таком большом городе из-за своей особенности, поэтому ей было позволено жить в маленьком городке, в квартире её покойной бабушки. Несмотря на это, Луиза регулярно ездила в Париж, она навещала родителей, жила у них даже некоторое количество времени, а когда уставала от шумной столицы возвращалась домой.

Наверное, так на Луизу влияло наше нахождение именно на её территории. Здесь она казалась смелее, и даже попыталась пошутить на английском, после чего мы неуверенно, несколько скованно посмеялись.

У неё дома она казалась мне другим человеком. Более смелой, более открытой, но всё равно аккуратной, словно что-то внутри неё всё равно не разрешало ей терять голову и нырять в общение со мной. Но мне было достаточно и того уровня общения, которое мы достигли на тот день. Я знала о ней больше чем кто-либо из нашего дома, ко всему она доверяла мне и была благодарна за уроки русского языка. По ней это было видно.

После урока она предложила мне чай, дала самую красивую чашку из буфета и даже позволила себе подсесть ко мне ближе. Между нами теперь был один стул, и я считала, что садиться ближе ей и не нужно. Это была комфортная дистанция для нас обеих. Не знаю, как правильно это описать, но за время общения с Луизой я начала заражаться от неё смущением и неуверенностью, ко всему они проявлялись только в её адрес. У Луизы получилось создать между нами особую атмосферу, которая была непонятна мне тогда и непонятна сейчас. Она была младше меня, но ощущение было, словно мы два подростка, которые хотели научиться общаться со сверстниками, не имея никакого опыта общения за спиной. Луиза была бесконечной загадкой, которую я никогда бы не разгадала. В тот момент в кухне я это поняла — она абсолютно отличается от других и никогда не сможет общаться со мной так же легко и непринуждённо как другие. Её нелюдимость создавала вокруг неё непроницаемый купол. И я понимала, что не имею права пытаться этот купол с неё снять. Это напугало бы её и принесло бы ей настоящую боль.

Мы пообщались на английском и французском ещё немного, Луиза даже набралась смелости и сделала замечания по поводу моего произношения на французском языке. Этот язык не был мне родным, я изучала его когда-то со своей няней, а перед переездом — занималась со самоучителем, и я понимала, что мой французский сложно было назвать отличным.

Вечером, когда мы с детьми уже были дома, они не могли говорить ни о чём другом кроме как о дне рождения, а я ни слова не проронила про Луизу, но разговор о ней вдруг начал мой муж.

Мы сидели за столом, он резал мясо в своей тарелке, и, не глядя на меня, заговорил:

— Говорят, ты дружишь с нашей сумасшедшей соседкой. Видели, ты заходила к ней.

— Кто говорит? — спросила я и решила не говорить правду. — Я весь день провела дома. Отвела детей на праздник, а сама занялась уборкой дома и готовкой.

Мой супруг отложил нож и всё же поднял на меня взгляд. Но говорить что-то он не стал. Он выглядел слишком задумчивым, в его голове явно зрела мысль, и ему всё равно, была ли я сегодня у Луизы или нет. Он думал о совершенно другом.

7 глава

На какой-то период жизнь остановилась. Я занималась домом, детьми, мы стали реже гулять — причиной всему была подкравшаяся осень. И я практически перестала видеть Луизу. Когда я выходила на лестничную клетку и запирала дверь, то спешила обернуться, чтобы посмотреть, не вышла ли и она, но никого не было. Муж мой никогда не начинал и не поддерживал разговоры о Луизе, и мысли о ней меня плавно покидали. Я понимала, что у девушки может быть своя жизнь, ко всему она могла и уехать вновь в гости к своим родителям. Я бы, наверное, так и подумала, если бы однажды ни громкий стук в мою дверь.

Я готовила в тот момент. Старший