— продолжала Верочка. — Лариса Васильевна с семьей порвала, выйдя замуж за Николая Петровича. Впрочем, и его семья от такой жены не в восторге. Чистый мезальянс! Ой, ты же не понимаешь. — Она засмеялась. — Ничего, вырастешь — поймешь.

— Дети у них есть? — поинтересовалась я. И даже объяснила свое любопытство. — Николай Петрович хочет забрать меня из приюта. Но я боюсь, что буду… лишней.

Подозреваю, что девочки в семь лет так не рассуждают. Или все же могут, учитывая пережитое? Впрочем, Верочке мои слова странными не показались.

— Был у них сын, — сказала она. — Юрий. В войну погиб. Он был пилотом разума.

— О-о-о… — протянула я уважительно, хотя ничего не поняла.

— Вообще, как Лариса Васильевна решит, так и будет, — заключила Верочка. — И, скажу тебе по секрету… — Она перешла на шепот. — Она — ведьма.

Вот уж испугала ведьму ведьмой! Конечно же, я промолчала, но про себя подумала, что мне, пожалуй, именно к ней и надо. При условии, что мои способности сохранились.

К себе я вернулась, стащив у медсестер какую-то старую газету. Новости всяко поинтереснее детских книжек.

Глава 6

«В соответствии с программой исследования космического пространства 10 декабря 1977 года в 4 часа 19 минут столичного времени в Российской империи осуществлен запуск космического корабля „Романов-26“, пилотируемого экипажем в составе командира корабля подполковника Романенко Юрия Викторовича и бортинженера Героя Российской империи пилота разума Гречко Георгия Михайловича. Корабль выведен на расчетную орбиту. Программой полета предусмотрено проведение совместных экспериментов…» [1]

Старая мне попалась газета, практически месячной давности. Называлась она «Вестник культуры», и начиналась со статьи о космонавтах, которых тут называли пилотами разума. Это получается, сын Николая Петровича космонавтом был? И погиб… на войне? Тут звездные войны шли, что ли?

Впрочем, космонавтов и у нас называли летчиками. А летчик — это тот, кто управляет летательным аппаратом. Пилот разума? Неужели управление… силой мысли?

В моем мире такого добились только в конце двадцать первого века, когда научились вживлять в мозг человека нейрочипы. Подозреваю, что тут обошлись без высоких технологий и искусственного разума. Магия. Или даже… пси-способности. Телекинез.

В целом, новости культуры ничем мне не помогли. Насколько события двухсотлетней давности моего мира соответствуют местной культурной жизни, я оценить не могла. Поздравляли лауреатов и победителей конкурсов, писали о роли кино для сельских клубов, о театральных премьерах, об особенностях многосерийных фильмов и почему-то о фигурном катании.

В детские книжки я все же заглянула, в целях ознакомления. В одной обнаружила историю о приключениях маленькой ведьмы, в другой — рассказы о животных. И это ничем не отличалось от книжек моего детства, за исключением, разве что, ведьмы. С тех пор, как в моем мире магия перестала быть чем-то недоказуемым, общество решило, что прекрасно обойдется без магов. Откровенно говоря, те первые колдуны и ведьмы изрядно напакостили, пытаясь установить свою власть. И войну развязали, и жизней людских забрали немало, в том числе, и для жутких черных ритуалов. В итоге магию объявили вне закона, и, если ребенок рождался с даром, магию блокировали. Вспомнить бы еще, как мне удалось избежать подобной участи…

Короче, книжки о приключениях ведьмы в моем детстве быть не могло. Скорее, это была бы обычная девочка.

— Мультики идешь смотреть?

Дверь приоткрылась, и в щель просунулась лохматая мальчишечья голова.

Матвей?

— Тебя же выписали, — вырвалось у меня.

— С чего бы? — Он открыл дверь шире.

— Ну… я не видела тебя на обеде.

— Дед приходил, мы в кафе обедали. — Мальчишка довольно улыбнулся. — Ты меня искала?

— С чего бы… — пробормотала я, повторяя его слова.

— Может, поблагодарить хотела?

Теперь в его голосе определенно слышалась издевка.

Вот же… сопляк!

— За что? — холодно спросила я.

— За чудесное спасение.

Он же из князей. А я — простолюдинка. Наверное, здесь принято пресмыкаться перед аристократами. Вот этот мелкий княжич и ждет благодарности.

— Я и сама доказала бы, что не брала чужую еду, — огрызнулась я. — Но если тебе так важно…

Я соскочила с кровати и отвесила Матвею низкий поклон.

— Благодарю, ваше сиятельство!

Челюсть у него отвисла.

— Ты чего? Юродивая, что ли?

Опять не угодила! Возмутиться я не успела, Матвей сам нашел объяснение моему поведению.

— Николай Петрович говорил, что у тебя с памятью проблемы. Наверное, сильно голове досталось.

В его взгляде появилось сочувствие, и челюсть отвисла уже у меня. Но ведь… маленький же. Пусть не семь, как мне, но не старше десяти. И так играть? Или он… искренне?

И вообще! Зачем он пришел? Поиздеваться? Я же помню ужас и отвращение на его лице.

— А я рад, что так совпало, — заявил Матвей.

Он зашел в палату без приглашения и уселся на соседнюю кровать. У меня так и не появилось соседки.

— Чему ты рад? — уточнила я, жалея, что не могу взять мальчишку за шиворот и выкинуть в коридор.

Во-первых, мне всего семь, можно и сдачи получить. Во-вторых, Николаю Петровичу не понравится такое поведение, и он может передумать. Решит, что я невоспитанная хулиганка и не заберет из приюта.

— Точно, тебе не рассказали, — кивнул он. — Тебя вчера сюда принесли, потому что ваш приют недалеко. Скорая повезла бы в другую больницу. Или даже возиться не стали бы. А тот, кто тебя спас, он знает Николая Петровича. Но его, скорее всего, не вызвали бы, если бы он уже не был здесь.

— Почему не вызвали бы? — тихо спросила я.

— Травмы, несовместимые с жизнью. Яр, я не придумываю. Я их разговор слышал. Николая Петровича и деда. Николай Петрович тебя с того света вытащил.

— Он был тут… потому что лечил тебя? — догадалась я.

— Ага. — Матвей кивнул. — Вот этому совпадению я и рад. Если бы я с дерева не свалился…

Он замолчал, криво усмехнулся.

— А ты зачем на дерево полез?

Мне не хотелось продолжать разговор о совпадениях. Так можно додуматься до того, что этого мальчишку с дерева богиня столкнула, чтобы Николай Петрович оказался вовремя в нужном месте.

— Да-а-а… — протянул Матвей и махнул рукой. — На спор. И знал же, что оно сухое, что ветка в любой момент надломиться может. Короче, сам дурак.

Кажется,