чаепитие за самоваром. И сибирские пельмени!.. Как без них в праздничные скоромные зимние дни?

В канун рождественских праздников в неимоверных количествах заготавливали их женщины и дети; замораживали в сенях, да раскладывали потом в полотняные мешки.

И, все-таки, не мясоедами были наши прародители: посты соблюдали строго! Количество-то постных дней, если все подсчитать, более полугода получается. Рыба в семье ценилась больше, чем мясо. Даже главным праздничным блюдом на столе были не пельмени, а огромный пирог с запеченной целиком рыбой: щукой, налимом или карпом. А к чаю выпекались сибирские шаньги с творогом, картошкой или ягодами.

Очень уважительно относились в семье к хлебу: его нарезали только стоя. И, не дай Бог, нечаянно хлеб перевернуть или крошку на пол уронить ‒ сразу же поднимут с молитвой… А перед тем, как в печь садить, прабабушка Авдотья или сноха какая обязательно будущий хлеб перекрестят.

Не употребляли в семье спиртного, не говорили матерных слов… Прадед частенько повторял: «Не то грешно, что в уста, а то, что из уст». Другими словами, сквернословить, злорадствовать, сплетничать, проклинать, лгать ‒ великий грех! И все это гораздо грешнее, чем, например, в пост съесть что-то скоромное.

Набожными были предки и прямодушными, и, хотя были людьми малограмотными, обладали чувством собственного достоинства, деликатным и независимым характером, рассудительностью. Не наблюдалось в них той болтливости, лукавости и подобострастия, что свойственны, к примеру, основной части крестьянства средней полосы России. Может быть, от того, что никогда не были предки прадеда крепостными, а были людьми свободными в отличие от сородичей из центральной Руси. Да, и не коснулось их иго татарское! Наведывались на двинские берега только древние норвежские викинги, дабы поживиться на неизведанных северных землях…

А через пару столетий между поморами и норвежцами вообще завязались выгодные торговые связи: даже русско-норвежский сленг сформировался. Так что если в московском государстве русский типаж подпортили татары, то на берегах Белого моря это сделали викинги. Подпортили? Спорно! Скорее, улучшили…

Существует ли память на генном уровне? Гипотезы, споры, разночтения… Склоняюсь все-таки, что существует! Прочитав в десять лет какой-то роман о викингах, я просто заболела Норвегией. Норвегия, Гренландия, викинги ‒ при этих словах мне представлялись недоступные заснеженные скалы, серое море, снежные пещеры и отважные воины: защитники и добытчики. И название книги забыто, и столько лет пролетело… И никогда не была я в Норвегии, но манит она к себе невероятно!

Жаль, что интерес к истории своего рода просыпается у нас только с возрастом. Покидают этот мир последние представители целых поколений; и не у кого больше узнать, как они жили, что чувствовали, как любили и ненавидели. Только по уцелевшим крупицам воспоминаний, уже ушедших близких мне людей, описываю я сейчас Спиридона Федоровича; и пытаюсь хоть как-то себе представить, каким он был ‒ мой прадед. А уж про пра-пра-пра… лишь самую малость могут поведать потускневшие от времени, чудом сохранившиеся, ветхие церковные росписи.

Долгими зимними вечерами, когда при свете лучины женщины занимались рукоделием, а мужчины готовили к весне немудреный инвентарь, Спиридона окружали дети и требовали загадок. Хоть и не изучал грамоты прадед, головоломок и загадок знал великое множество: о природных явлениях и орудиях труда, бытовых предметах, и о живности всякой… Были среди них те, что дожили до нашего времени, а были и необычные с характерным поморским налетом.

Поди отгадай сегодня заковыристые загадки, над которыми ломали головы маленькие потомки Спиридона! Что такое «сихохор»? А «самсоница»? Или два Петра в избе?… Или, что такое «тон да тотонок»? ‒ Эта вообще превратилась в любимую присказку прадеда на старости лет.

‒ Н-да, тон да тотонок, да и только! ‒ приговаривал прадед при любой досадной случайности или при виде несуразной безделицы, состряпанной корявыми руками.

А разгадки? Вот они: «сихохор» ‒ самовар, «самсоница» ‒ солоница, «два Петра в избе» ‒ два ведра в избе, «тон да тотонок» ‒ пол да потолок.

Откуда взялись такие загадки? Все оттуда же: с берегов Северной Двины близ Архангельска! Наши древние предки не только строили суда и плавали по морям, ‒ рыболовов и охотников среди них было гораздо больше! А промысловый народ ‒ народ суеверный: к примеру, нельзя было называть зверя, на которого шел помор охотиться, своим именем. Да и хищная живность, опустошающая закрома и покушающаяся на домашний скот, тоже нарекалась поморами на иной лад. Глухарь и коршун, лиса и ястреб, волк и даже воробей: все они получали свои клички. Не «ворон», а «верховой» (потому как наверху летает). Не змея, а «худая» (понятно почему). Не кошка, а «запеченка» (за печкой живет). Так постепенно, благодаря таким «псевдонимам», и сформировался тайный язык людей промысловых. Какой самый легкий способ придумать нужное слово вместо запретного? Да просто подобрать близкий к нему звуковой образ! А, если в новом прозвище вообще не будет никакого смысла, так даже и лучше!

Как малолетних отпрысков обучить сему тайному языку? Да те же загадки в помощь!.. А детские считалки? Разве мы задумываемся, откуда взялись эти «двази, тризи», вместо «два» и «три». Оттуда же ‒ из древности! Нельзя было прямо пересчитывать подстреленную дичь или количество съеденных блинов, потому как не к добру это!..

«…Варкалось. Хливкие шорьки пырялись по наве, и хрюкотали зелюки, как мюмзики в мове…» ‒ разве не ассоциируется сей вирш с замысловатыми загадками наших предков? Может быть, это просто современная интерпретация давным-давно уже пройденного?..

Да, не обучен был грамоте Спиридон! Но сыновей своих отправлял учиться в церковноприходскую школу: не существовало тогда в Барневке, как и во многих подобных слободах, государственных школ. Простые азы грамматики и арифметики давали в армии, потому что основная масса новобранцев не умела ни читать, ни умножать. Достаточно заглянуть в архивный список 1865 года от Шадринской волости, чтобы увидеть против каждой фамилии новобранца пометку «неграмотен». После армии рекруты возвращались домой мало-мальски обученными. А вот многие деревенские женщины даже в начале XX века не умели читать: излишним считали отцы семейств обучать дочерей грамоте. В городах, конечно, были и государственные школы, и училища. Но простые крестьяне могли получить какое-никакое начальное образование только в армии, дома, да в школе при церкви.

Вот и мой дед Федор учился в церковноприходской двухклассной школе. Четыре года длилось обучение. Закон Божий, церковнославянский язык, церковное песнопение, грамматика, чтение, арифметика: все эти предметы преподавали дьячки да выпускники таких же церковноприходских школ. После окончания обучения Федор Спиридонович тоже некоторое время работал учителем: растолковывал азы арифметики мальчишкам-отрокам. Но особенно преуспел дед в песнопении: с детства пел в