— Что она говорит? — поинтересовалась Галисия.

Малика перевела слова старухи и от себя добавила:

— Ракшада переводится: «Цветок в тени».

— Столица Ракшады — Кеишраб, — произнесла Кенеш, и Малика вновь пояснила Галисии: «Родник без дна».

— В серёдке Лунной Тверди есть Чёрная Пустыня, — продолжила старуха. — Она очень-очень большая. Там живут трупники. Плохие люди. Они раскладывают мёртвых на песке, высушивают их на солнце, потом делают из них идолов. Поэтому в воздухе Чёрной Пустыни плавают ядовитые миазмы.

Поймав вопросительный взгляд Галисии, Малика промолвила:

— Ничего интересного. Обычная география.

Если к рассказу о кубарате добавить страшилки о мертвецах — у изнеженной дворянки снова сдадут нервы.

Старуха разошлась не на шутку, водя над полом вытянутыми руками:

— Откуда бы ветер ни дул, он разносит трупные миазмы по всей Тверди. Дует на север — миазмы летят над Золотой или Восковой Пустыней. Дует на юг…

— Всё понятно, — перебила Малика. — Какое это имеет отношение к благовониям?

— Раньше — много-много лет назад — люди вдыхали ядовитые газы и умирали в муках. А потом золотой человек придумал целебные смеси трав, цветов и листьев. Они дымят везде: на улицах и рынках, в домах и храмах.

Теперь ясно, почему в Ракшаде так пекутся о чистоплотности. И особое внимание уделяется рукам. Еду берут правой рукой, которая считается чистой. Двери открывают левой. Деньги берут тоже левой рукой, притом деньги нельзя класть в карман или на стол, только в кошель. Левой рукой запрещается притрагиваться к лицу или губам. Сцепить пальцы или соединить ладони можно лишь в том случае, если после мытья не успел прикоснуться левой рукой к чему-то запретному.

Таких тонкостей и нюансов целая куча — так просто всё не запомнишь. Поэтому Малика написала стражам: «Смотрите и делайте, как ракшады. А лучше держите руки в карманах, и вытаскивайте их, когда вас никто не видит».

Дома в Ракшаде имеют сложное устройство. В мужской и женской половине есть комнаты, куда не пускают гостей, даже хозяева туда не входят, пока не примут ванну и не переоденутся в чистую одежду. Полы в жилых помещениях натирают специальными мастиками, которые обеззараживают ноги и уничтожают запах. Окна не открывают, чтобы ветром не задувало пыль и песок. И везде работает вентиляция, чтобы не застаивался воздух.

Эти и многие другие законы были продиктованы инстинктом самосохранения. За тысячи лет они превратились в образ жизни, вот почему ракшады не думают о наказании. Чтобы нарушить закон, надо сойти с ума и не осознавать, кто ты и где ты находишься. А иностранцам приходится туго.

— У трупников есть благовония? — спросила Малика.

— Они глотают миазмы как живую воду и плодятся как песчаные мыши, — скороговоркой выпалила Кенеш, трижды поплевала на листок в центре и потопталась на нём.

— У нас говорят: «Как кролики».

— Сколько у кроликов детёнышей? — поинтересовалась Кенеш.

— Не знаю.

— Шабира! Не говори: «Не знаю». Говори: «Не помню».

— О чём она рассказывает? — встряла в разговор Галисия.

— О песчаных мышах, — откликнулась Малика.

Галисия скривилась:

— Мерзость. Зачем ты это слушаешь? — И вновь занялась рисунком.

— Ты не ответила, шабира. Сколько у кроликов детёнышей?

— Не знаю.

Кенеш свела дугообразные брови. Малика захлопнула книгу. Хорошо, она скажет так, как хочет служанка. А говорили, что с шабирой никто не спорит…

— Не помню.

— А не помнишь, потому что шабира знает всё. Нужные знания вспоминает, а ненужные выбрасывает, — промолвила старуха и принялась собирать разбросанные на полу листы бумаги.

Движения — изящные, лёгкие. Тело — стройное, руки — гибкие, шаги — грациозные. Если не видеть лица — девушка, да и только.

— Ты кубара?

Кенеш на секунду замерла. Подняла последний лист:

— Шабира всё знает.

— Ты сказала «кубара»? — откликнулась Галисия.

Да… сейчас для неё это наболевший вопрос.

— Ты была в кубарате отца Иштара? — спросила Малика.

Кенеш повернулась к ней лицом; оливковые глаза затянуло тоской.

— Да.

— Сколько тебе лет?

— Семьдесят четыре.

— Значит, ты всю жизнь провела во дворце.

— Шестьдесят один год.

— И никогда из него не выходила?

— Это первый раз.

— Что она говорит? — вновь спросила Галисия.

— Ничего интересно, — промолвила Малика и, почувствовав сильную усталость, привалилась спиной к стене. Посмотрела на дымящийся кувшин. Если Кенеш притащила благовония, значит… — Мы уже в Ракшаде?

— У берегов Лунной Тверди, — ответила старуха и отправилась мыть ванную комнату.

— Надо бы расспросить: как ей удалось так сохраниться? — произнесла Галисия, отложив ручку. — Лицо древней бабки, фигура молодки.

— Что вы рисуете? — вяло поинтересовалась Малика, разглядывая дымок над кувшином.

Галисия подползла к ней на коленях, протянула рисунок.

— Это я? — воскликнула Малика.

Галисия смущенно улыбнулась:

— Похожа?

— Конечно, похожа. Где вы научились рисовать?

— В художественной академии. Поэтому я не знала, что корабль — это плавучая территория страны. В художественной академии этому не учат.

— Я тоже не знала. Мне сказал Альхара.

— А хочешь, я нарисую…

Малика замерла, боясь услышать…

— Адэра, — проговорила Галисия.

— Нет.

— А Вилара?

— Нет.

— Ты по ним соскучилась?

Малика отвела взгляд:

— Немного.

Галисия примостила папку на коленях, сверху положила чистый лист:

— Ты занималась с Виларом любовью?

— Любовью не занимаются. Любовью живут.

— Ладно. Спрошу иначе. Ты с ним спала?

— Нет.

— Глупая. — Галисия постучала ручкой по листу. — Или хитрая.

Малика улеглась на подушки и отвернулась к стене.

Утром их разбудил ужасный скрежет. А чуть позже яркий свет ворвался в окно и овалом упал на ковер — теперь ничто не загораживало солнце. Прильнув носами к стеклу, Малика и Галисия досадливо вздохнули: только море и небо.

— Шабира! — проговорила Кенеш торжественно. — Альхара приглашает тебя на палубу, чтобы ты посмотрела на Ракшаду.