– Андрюха! – позвал Кузнецова Игорь, который уже успел устроиться за одним из столов.

– Ты уже здесь, – удивился Кузнецов, подсаживаясь к коллеге.

Он знал, что Сорокину до столовой идти дальше, а табличка «Обед» загорается у всех в одно время.

– Да, я сюда сразу от начальства, – пояснил Игорь.

– Тоже что-то предлагали?

– Угу. Реабилитацию.

«Реабилитацией» сотрудники между собой называли посещения медицинского центра при фабрике, где под чутким руководством психиатра Искин запускал программу, восстанавливающую душевное здоровье работника. Это было чем-то вроде гипнотерапии с использованием фармацевтических средств и мозговой стимуляции. Обычно люди после такой процедуры долгое время чувствовали себя бодрыми и счастливыми. Но такое состояние совсем не способствовало работе, да и личной жизни. Тревожное состояние, необходимое творцам для работы и не творцам для принуждения себя к любым сложным делам, возвращалось после «реабилитации» медленно и неохотно. Поэтому саму процедуру не любили, но использовали под давлением начальства. Руководству же фабрики эти рекомендации направлял всевидящий Искин, круглосуточно наблюдающий за работой на производстве.

– За что тебя? – спросил Кузнецов.

– Кто его знает, – Сорокин нервно почесал шею. – Может, наш с тобой разговор про гильотину подслушали. Ты же знаешь, сейчас все перестраховываются. Ненавижу реабилитацию.

– Понимаю. Сегодня пойдешь?

– После обеда. Хоть поем, как человек. Где эти железяки с подносами?

Передвижные подносы, оборудованные амортизированными шасси, автоматически развозили еду посетителям столовой. Правда, делали они это неспешно и в порядке живой очереди.

– Надоела эта тупая работа, – сказал Игорь. – Никогда не думал, что мы с тобой вроде этих блинов на колесах, как механические чушки, бегаем по одним и тем же маршрутам?

– Разве? – не согласился Кузнецов. – Мы ведь изобретаем, фактически из ничего создаем что-то новое.

– Да где же новое? Щетки твои или мои игрушки для курильщиков – новое? Все, что мы изобретаем, так или иначе уже придумали до нас. Мы просто усовершенствуем, в лучшем случае. Все какое-то бессмысленное и жалкое. Почему мы не строим ракеты для полета в космос, не изобретаем новые материалы, не сочиняем музыку?

– Наверное, потому, что мы работаем на фабрике удобных вещей, – улыбнувшись, ответил Кузнецов.

– А что, ты видел другие производства? Вот кто, например, делает этих черепах? – Сорокин показал на подъехавшие к их столику подносы.

– Не знаю.

Кузнецов забрал свои блюда и, видя, что его приятель не торопится сделать то же самое, забрал и его тарелки.

– А может, их и не существует?

Игорь пододвинул свою тарелку к себе.

– Как это, – не понял Кузнецов. – Если есть продукция, ее обязательно кто-нибудь производит. То, что мы не знаем, кто и где это делает, совсем не означает, что их не существует.

Сорокин угрюмо замолчал и стал яростно ковырять в своей тарелке свежераспечатанный бифштекс.

Кузнецов тоже не стал продолжать дискуссию и принялся за еду. В его тарелке красиво и крайне аппетитно расположились две котлеты и рис, рядом стоял салат из потрясающе хрустящих овощей, приправленных ароматным оливковым маслом. Еда в столовой хоть и была распечатана в точно таком же, как дома, принтере, но почему-то выглядела настоящей. Видимо, все дело было в процессе приготовления, вернее, в том, что сам процесс посетитель столовой не видел. Столовская пища – гораздо лучше домашней.

– На тебя посмотреть, так ты просто до чертиков доволен своей жизнью, – сказал вдруг Игорь, так и не притронувшись к еде.

– Нет, почему, – похрустывая сочным салатом, ответил Кузнецов, – у меня тоже, знаешь, много сложностей. Просто на сытый желудок с ними проще справляться.

– Да ты посмотри на это уныние! – вдруг выкрикнул Сорокин и обвел зал рукой. – Мы точно как роботы стали. Потребляем – заряжаемся – работаем. Потребляем – заряжаемся – работаем. Потребляем – заряжаемся… И так до бесконечности. Тебе не страшно?

– А что страшного-то? – удивился вспышке друга Кузнецов. – Нормальные, спокойные люди. Ответственные даже, работают. Семьи у всех, дети вот даже.

– У меня нет детей, – сказал вдруг Сорокин. – У тебя, кстати, тоже. Я даже подумываю, что ни у кого их нет.

– Как же нет. На улице постоянно кто-то играет, смеется. Начальник часто не к месту хвастается фотографиями семьи. Да и у меня, похоже, скоро будет.

Кузнецов отложил вилку и грустно вздохнул:

– Хотя, честно говоря, я не уверен, что готов. Но жена вдруг стала про это говорить. Твоя тоже тебе намекает про это?

– Нет, – пожал плечами Игорь. – Мы с ней почти и не разговариваем. Она мне вообще, кажется какой-то безразличной ко всему. Словно она тоже машина.

– Ты, кажется, помешался на роботах, – усмехнулся Кузнецов. – Может, действительно, реабилитация в твоем случае – не такой уж плохой вариант.

– Я не псих! – вдруг снова вспылил Игорь, резко поднявшись из-за стола, отчего его тарелка с бифштексом полетела на пол.

Раздался звон битого стекла, и Кузнецов почувствовал, как все взгляды в столовой обратились на них.

– Тише ты. Я вовсе и не считаю тебя психом. Просто, похоже, тебе действительно нужен отдых, разрядка. Не обязательно реабилитация. Возьми выходной за свой счет, съезди куда-нибудь или дома побудь, отдохни.

– Наверное, ты прав, – быстро успокаиваясь, сказал Сорокин. – Просто нервы.

Игорь сел на свой стул, и Кузнецов с облегчением ощутил, что на них перестали обращать внимание.

– Нервы. Гильотина еще эта чертова.

– Я уверен, ты быстро с ней справишься, а потом займешься действительно чем-то стоящим.

– Надеюсь, – неуверенно кивнул Сорокин. – Дети, говоришь? – вспомнил он.

– Вот что действительно заставляет нервничать, – сказал Кузнецов.

– А что, дети – это интересно, – Игорь внезапно улыбнулся. – Говорят, появляется смысл.

– Смыл чего?

– Продолжать жить.

Больше за обедом они не разговаривали. Сорокин заказал себе новый бифштекс, а Кузнецов доел рис и отправился на рабочее место, оставив приятеля в мрачном раздумье. Сам он так и не решил – хочет ли он детей. Он понимал концепцию: забота, ответственность, любовь – все это действительно должно было подарить смысл жизни. Но его смущало то обстоятельство, что жизнь, которую предполагалось наполнить разумным основанием, он еще совсем и не знал.

С появлением на экране компьютера надписи «Конец рабочего дня» фабрика останавливалась, и в течение десяти минут, позволяющих сохранить проекты, переходила на режим экономного энергопотребления. Сотрудникам ничего не оставалось, кроме как отправляться домой. За каждым приезжало персональное беспилотное такси, каждый раз разное. Кузнецову всегда казалось странным, что на работу ему приходилось ездить с водителем, а возвращаться в одиночестве, хотя в душе он был этому рад. Для того чтобы перестроиться в домашний режим, нужно как можно меньше стрессовых факторов, одним из которых, конечно же, являлся бы недружелюбный шофер.