- Здравствуй! Проходи. Нам нужно серьезно поговорить, начал он. Мой компаньон узнал про тебя и сказал, что скоро мне запретят въезд в Россию, если мы не узаконим наши отношения. Я вдовец. Дети выросли. Короче, я делаю тебе предложение.

Наташа от неожиданности потеряла дар речи. Это было похоже на сон.

- Так ты согласна?

Как все немцы, он любил точность и ясность во всем и сразу.

- Да, но...

- Никаких но. За три дня оформим документы, и я увезу тебя в цивилизованную страну. Теперь ты будешь только моя.

Наташа промолчала про беременность, ее мучил только один вопрос: как она оставит Надежду?

«Ладно, подумала девушка. Скажу, что пока она будет передавать Эстер посылки и деньги».

Взволнованная, Наташа вернулась домой, повернула ключ в замке и замерла. В дверях она столкнулась с Павлом...

- Ты как здесь... - она не закончила фразу.

- Мне брат сказал твой адрес. Ты же к телефону не подходишь.

- Павел, я проститутка! Да! Не смотри на меня так. Сейчас у меня появилась возможность вылезти из этого дерьма. Я выхожу замуж за немца и уезжаю отсюда. У тебя я просто первая женщина. Прости!

- Выйди замуж за меня! Умоляю! Я тебя люблю!

- А я тебя нет, - собрав все свое мужество, соврала Наташа. - Я просто работала за деньги, которые мне заплатил «Скрипач», то есть твой брат.

- За деньги? Ты так искусно врала целый месяц?

-Да. Наверное...

Павел не дал ей закончить. Ответом стала его звонкая пощечина, и он ушел, громко хлопнув дверью.

- Деточка, что это было? - спросила Надежда у рыдающей Наташи.

- Это любовь, - с горечью ответила она. - А теперь о деле. Я уезжаю в Германию. Выхожу замуж за Гельберта. Я тебе о нем говорила, помнишь? Ты пока остаешься здесь. Так надо. Мы не можем оставить Эстер. Поговорим завтра, - с этими словами Наташа ушла в свою комнату.

Через три нескончаемых дня она оказалась во Франкфурте, в капиталистическом мире. Гельберт был богатый пятидесятидвухлетний вдовец, свято чтивший все традиции своих предков. В кирху он ходил каждое воскресенье. Его два взрослых сына приходили на воскресный обед. Дети были не похожи на высокого, статного отца. Старший сын, который со своей молодой женой тоже жил под Франкфуртом, оказался невысоким, с пивным брюшком и весьма добродушным с виду. Младший был очень маленького роста, прыщавый, сутулый, одно плечо выше другого, длинные руки... Кривые зубы, почему-то не выровненные в детстве, делали его почти уродом.

Он сразу вызвал у Наташи отвращение, но она была хорошая актриса. Первый воскресный обед прошел в молчании, вернее слышались только реплики:

- Вкусно.

- Опять дождь.

- Передай мне хлеб, пожалуйста.

По просьбе Гельберта все, кроме прислуги, говорили по-английски. Наташа рьяно взялась за изучение немецкого. Языки ей давались легко, и вскоре она на бытовом уровне говорила по-немецки практически без ошибок. Она обдумывала, говорить или нет Гельберту, что это не его ребенок, но все разрешилось само собой.

Как-то утром муж спросил:

- Дорогая, ты что-то вялая и бледная. Может быть, сходишь к семейному доктору? Хочешь, я приглашу его сюда?

К вечеру пришел сухой старичок, семейный доктор.

- Можно я обследую вас в вашей спальне, фрау?

- Да. Конечно!

После осмотра врач вынес свой вердикт:

- Вы беременны. Вам надо сходить к гинекологу.

- Я так и сделаю, -ответила Наташа.

В дверях стоял Гельберт.

- Я догадывался! Поздравляю, - он бросился к жене и галантно поцеловал ей обе руки.

Так Натали не пришлось ничего объяснять.

Время шло. Живот рос очень быстро. Срок для Гельберта пришлось приуменьшить.

- Может быть, сразу двое? - шутил он.

- Может быть, дорогой!

Он улыбался, был горд собой. Сразу как-то помолодел, словно скинул с плеч лет десять.

Жизнь текла своим скучным цивилизованным чередом. Все было четко, запрограммировано, предсказуемо. Никаких неожиданностей, все по раз и навсегда установленному плану. Начали готовить комнату для малыша. До родов, по расчетам Наташи, оставалось два месяца. Она часто ездила на своей маленькой «вольво» в русское кафе. Мелодия родного языка ласкала, укачивала, убаюкивала. Потом молодая женщина возвращалась домой, всегда в хорошем настроении.

Войдя в вылизанный дом, она аккуратно повесила в шкаф плащ, надела тапочки и пошла по лестнице наверх. Сзади послышались шаги.

За ней шел Вольф - старший сын Гельберта. Наташа остановилась.

В доме, кроме них, никого не было.

- Привет! ласково поздоровалась она.

Привет! - ответил он и подхватил ее на руки.

Дальше все происходило в тишине: Вольф сорвал с нее одежду и начал грубо насиловать. Она понимала, что, если будет сопротивляться, сделает хуже своему будущему ребенку.

Наконец негодяй встал, молча оделся и, выходя, бросил через плечо:

- Можешь пожаловаться папочке.

Наташа, оглушенная, униженная, вдруг вспомнила, как ее насиловали братья. Ей так захотелось убить Вольфа... Она взяла старинный подсвечник и, не обращая внимания на боли в низу живота, босиком стала медленно спускаться вниз. Сын Гельберта уже стоял у входной двери, собираясь покинуть отчий дом, где он отомстил за свою покойную мать. И вдруг от резкой боли у него потемнело в глазах... Вольф рухнул на пол.

В это время сам Гельберт пытался открыть входную дверь, которую ногами, лежа в крови, подпирал его старший сын.

Наташа держалась за живот. По ее ногам струилась алая кровь.

- Не умирай, мой малыш, - шептала она.

Гельберт все же протиснулся в дом и сразу вызвал «скорую помощь».

Вольф открыл глаза:

- Сука! - кинул он Наташе.

- Вы все убийцы! Фашисты! - В истерике кричала молодая женщина. - Ненавижу! Гельберт, он меня изнасиловал! Он хотел убить нашего ребенка! Помоги мне, я рожаю! - А... - протяжно застонала Наташа. Гельберт не знал, кого спасать.

У сына кровь текла по затылку, у Наташи - по ногам. Рядом с ней уже образовалась целая лужа.__ Медики приехали вовремя. Наташу, сразу положив на носилки, повезла в родильное отделение.

Вольфу оставшаяся в доме медицинская сестра наложила повязку, и он уехал самостоятельно, молча стиснув зубы и не сказав отцу ни слова.

Гельберт поехал в больницу к Наташе. Его не пустили, и он остался дожидаться в коридоре, внешне совершенно спокойный. Его волнение выдавали только желваки на лице.