Себастьян чуть было не поперхнулся.

Маяки, неразгаданная тайна Бреонии, будоражили воображение людей вот уже несколько сотен лет. Как известно, во внутренних границах человеческого государства не было моря, по крайней мере сейчас, однако имелись Маяки. И Маяки эти были всегда, насколько могли помнить люди. Иногда они встречались довольно редко, затерянные в дремучих чащобах Виросы, иногда стояли целыми группами, посреди необъятных необитаемых пустынь Пустошей. Кто создал их, когда и зачем, было совершенно неясно, но сейчас они были заброшены и пусты. Однако факт оставался фактом — все Маяки находились в рабочем состоянии. По какой-то причине каждую ночь в них зажигался свет, будто указывая направление неведомым морским путешественникам.

Источник энергии, бесперебойно снабжающий Маяки всё это время, обнаружить также не удавалось.

Естественно, такое положение дел создавало вокруг таинственных башен бурный ажиотаж, что ожидаемо породило всплеск научных и околонаучных теорий, исследований, экспедиций, а также создание живописных легенд и песен. Но, к сожалению, жизнь всех, кто побывал на Маяках, неминуемо изменялась, резко выходя из нормального русла, и почти всегда заканчивалась быстро и трагично, каким-нибудь странным несчастным случаем или скоропостижным уходом от болезни.

Мало-помалу стали поговаривать, что Маяки зовут вовсе не древние корабли, а ушедшие души, указывая им дорогу в иной мир. Устрашающая слава быстро закрепилась за странными сооружениями, и все живые существа во что бы то ни стало стремились избегать их, обходя дальней дорогой. Делать там было нечего.

«Побывать на Маяке» стало синонимом скорой, неотвратимой смерти.

— Мы что же, внутри Маяка? — почти без надежды на всякий случай уточнил Себастьян.

А всё-таки новый день оказался не так уж и хорош.

По обыкновению допоздна доводя дела до совершенства, Кристофер незаметно для самого себя уснул прямо за рабочим столом, уронив голову на руки.

Зато навязчивая жажда перфекциониста была утолена: почти все послания правителей других городов были внимательнейшим образом прочитаны и проанализированы, а необходимые ответы — подготовлены и в мелочах согласованы с лордом-протектором Ледума.

Воистину, идеал может — и непременно должен! — быть достигнут.

Однако, бессонница и напряженные размышления последних дней так утомили аристократа, что усталость наконец-то взяла своё. Серебристо-белое перо выпало из замерших, ослабевших пальцев, прочертив на листе неровную исчезающую линию, оставляя по пути крупные кляксы цвета индиго.

Неизвестно, сколько он проспал вот так, в неудобной позе, но тело уже успело затечь от долгого сидения, налившись пренеприятной тяжестью. Определенно, такой отдых было мало полезен, скорее, наоборот, заставлял чувствовать себя после пробуждения больным и разбитым.

…Вдруг странный громкий звук вырвал главу ювелиров из муторного забытья. Что-то разбудило его. Какой-то хлопок, будто чья-то безжалостная рука одним движением смела с поверхности стола все до единого разложенные в тщательном порядке рабочие документы.

Одним резким движением уничтожила весь его систематизированный, идеально организованный мир!..

Кристофер вздрогнул и раскрыл глаза, беззащитные, всё еще подернутые поволокой полудремы. Чуть приподняв голову, перевел взгляд вниз, оглядывая бессовестно перечеркнутые результаты долгого, кропотливого труда. Листы рассыпались и пришли в беспорядок.

Как непривычно видеть этот сущий хаос в его кабинете!

В прозрачно-синих глазах отразилось недоумение и почти детская обида, вместо гнева, который можно было бы ожидать в такой ситуации.

Эту самую обиду и увидел лорд Эдвард, когда Кристофер, наконец оторвавшись от горестного созерцания и анализа масштабов приключившегося бедствия, всё же посмотрел на вошедшего.

Но что случилось? Это, верно, сон?

Аристократ бросил быстрый взгляд на механические часы, которые скоро, по-видимому, будут являться к нему в кошмарах: стрелки почти сошлись на цифре четыре. Самое темное, самое тихое время ночи — час тигра. К этому часу обычно догорают свечи, но, хвала небесам, на столе премьера имелись яркие электрические лампы, которые позволяли кабинету не погружаться во тьму никогда, даже если люстра, как сейчас, не была включена.

Кристофер не любил темноту.

Однако, возвращаясь к происходящему, — оно казалось нереальным. Правитель Ледума действительно в его кабинете, собственной персоной? Стоит, опершись ладонями о край стола, теперь освобожденного от бумаг? Глядит так неожиданно пристально, словно изучает?..

Глава ювелиров боязливо округлил глаза, подобный трепетной серне в дремучих лесах Виросы. Как же долго он ждал, ждал того, кто не придет… как устал от этого ожидания, как был истощен, измучен, как и всякий идолопоклонник, не знавший верных молитв, чтобы призвать своё божество… и вот оно здесь. Но почему, да еще и в такой час?

И как давно уже лорд-защитник ожидает его пробуждения? Кажется, аристократ потерял дар речи, чтобы спросить, чтобы внятно сказать хоть что-то, а потому просто смотрел. Смотрел молча, открыто, игнорируя напрочь все строгие предписания этикета, как если бы дело и вправду происходило во сне.

Подавляющего психику «Властелина» не было на нем, а потому смотреть прямо в лицо лорду помешало бы только стеснение. Но сейчас, застигнутый врасплох где-то на границе, на самой тонкой грани яви и сновидений, Кристофер чувствовал себя не вполне обычно.

Такой же необычный вид имел и его ночной гость.

Удивительно, как хорошо выглядел правитель Ледума в этот поздний час. Он словно бы не нуждался во сне: обычно бледное лицо посвежело и наполнилось соками жизни. Несмотря на постоянное ношение платиновой диадемы с могущественным алмазом, несмотря на все тревожные события недавних дней, заклинателю удалось загадочным образом полностью восстановить ментальные и физические силы! Это произошло словно по волшебству, словно маг выпил какой-то тайный эликсир.

В эту минуту, во все глаза глядя на лорда-защитника, глава ювелиров и сам готов был поверить расхожим сплетням, что тот только что купался в отраве или пил кровь юных девственниц, похожую на терпкое молодое вино. Вон и губы правителя, чаще всего совершенно бескровные, сейчас подозрительно темны, словно после поцелуя.

Последнее предположение заставило Кристофера быстро отвести взор и вновь уставиться на неряшливо разбросанные по паркету бумаги государственной важности.

— Удивительно, — нервно запустив пальцы в волосы, вполголоса пробормотал он. — Как раз собирался заново перебрать их.

Светлые брови правителя Ледума удивленно поползли вверх. Не то чтобы лорда когда-то слишком волновали проблемы этикета, но не до такой же степени… это что — игнорирование? ирония? Он заинтригован. Может, приближенный еще не до конца проснулся?