Заклинатель машинально положил ладонь на рукоять дисциплинарного кнута, который всегда был при нем, удобно заткнут за поясом, и взглядом проследивший это движение Кристофер вдруг с ужасом осознал, что, как ни в чем не бывало, продолжает сидеть, меж тем как суверен Ледума, обладавший единоличной, неограниченной властью в городе, стоит перед ним!

Опомнившись, глава ювелиров запоздало поднялся. Ощущая болезненное покалывание в онемевших конечностях, склонился в долгом приветственном поклоне.

Движение лорда отнюдь не удивило Кристофера. В Ледуме были широко распространены телесные наказания, но правитель, разумеется, не имел привычки осуществлять их собственноручно. Вместе с тем, как говорят, с давних времен он умело использует кнут в качестве оружия в военное время, щедро наполняя тот силой алмазной магии. Сейчас же, в обычной жизни, излюбленное оружие частенько продолжало руку лорда во время разговора, когда он бывал недоволен, то есть практически всегда, или же нужно было указать на что-то рукояткой, как жезлом.

Вряд ли правителю придет в голову применить дисциплинарный кнут по прямому назначению… не так ли? Это самое ужасное орудие пыток, когда-либо выдуманное палачами. Удары его раздирают кожу, рассекают плоть до самых костей, подобно ударам обоюдоострого ножа… оставляют ужасные обширные раны. Молодой мужчина невольно поежился: он считал телесные наказания жестоким пережитком прошлого. Но, увы, без них было невозможно представить систему наказаний в Ледуме, да и в других городах Бреонии.

Тем не менее, одна только неявная угроза заставила Кристофера моментально сосредоточиться и попытаться реабилитироваться.

— Рад приветствовать вас, милорд… прошу, простите мне невольное промедление…

— Неужели? Не припомню, чтобы давал тебе позволение вообще раскрывать рот.

Глава ювелиров осекся. По долгу службы он сделался необыкновенно внимателен к этому голосу, улавливая самую ничтожную перемену интонации, чутко реагируя на малейшее изменение звучания. Придворный давно понял: в разговоре с лордом Ледума главное ведь даже не слова, а тон. А тон этот сейчас был так холоден, так подчеркнуто небрежен, что становилось ясно: правитель не в духе и нарочно желает уколоть его.

В привычно грубой манере речи как будто проскользнула даже какая-то уязвимость, которую Кристофер не мог пока понять. Такое было впервые и по-настоящему необычно. Как будто за пределами этой комнаты произошло нечто дурное, чего он не знал, нечто, что выбило лорда из колеи, несмотря на то что тот чудесным образом вернулся в прекрасную форму… в лучшую форму, которую Кристофер когда-либо видел.

И в таком-то состоянии правитель Ледума явился к нему? Ища, на ком бы сорвать сердце из-за собственной неудачи? Намереваясь отыграться на приближенном за какое-то свое поражение?

Плохо дело, коли так. Сердце аристократа застучало быстрее, что было совсем неудивительно. Хорошо зная вспыльчивую натуру лорда, Кристофер не мог не испытать страха.

Страх. Чувство, которое, вкупе с обожанием, мучило и томило, и рождало какие-то неведомые, странные порывы.

Что-то задрожало в горле, и Кристофер судорожно сглотнул, пытаясь взять себя в руки и трезво оценить ситуацию.

Если он изначально невиновен, невозможно в принципе вымолить прощение. Характер правителя далеко не сахар, и все же обычно тот склонен прислушиваться к обоснованным доводам и просьбам. Если же никакой вины на нем нет, то становится не о чем и разговаривать. Он будет наказан ни за что.

Просто потому, что такова воля лорда-протектора, спорить с которой он не мог… и никто не мог.

В ответ Кристофер улыбнулся, такою смирной своею улыбкой, которая, как он знал, нравилась лорду и, по-видимому, несколько смягчала его нрав.

— Мой повелитель желает силой взять то, что и так принадлежит ему безраздельно?..

Беловолосый только усмехнулся.

— Не стоит играть словами, Кристофер, — не отвечая, негромко проговорил он. Весь облик заклинателя являл собой раздражение пополам со скукой. Опасное сочетание. В темных глазах мерцала какая-то мутная жажда, которая льстила и одновременно очень беспокоила собеседника. — Я чертовски устал от игр.

Кажется, разговор не задавался.

Ох, и хотел бы он знать причины этого раздражения.

— Чего же вы желаете, мой лорд? — с величайшей почтительностью спросил придворный, впредь избегая поднимать глаза. — Я всецело к вашим услугам.

Правитель Ледума выпрямился и скрестил руки на груди, оставив в покое кнутовище. Россыпь белоснежных волос обрамляла его лицо, как самая лучшая белая яшма — благородная ледяная яшма без примесей, которая почти не встречается в природе. До этих волос, чей редкий цвет указывал на наивысшую чистоту крови, отчаянно хотелось дотронуться, перебирать их, как струны, но, разумеется, то было невозможно.

Вся высшая аристократия Аманиты поголовно носила аллонжевые парики, копируя облик «белых волков», но, что тут скажешь: копии они и есть копии. Дешевые фальшивки, бледные тени, которым никогда не сравниться с великолепием оригинала.

— Какая всё-таки сырая ночь сегодня, не правда ли, милорд? — с осторожностью заметил Кристофер, так и не дождавшись распоряжений. — И какой злой ветер, подумать только… на сердце отчего-то неспокойно.

— Вот как?

— А полночь стояла мрачная, такая, будто на улицы накинули парчовое покрывало… — аристократ с готовностью продолжил светский разговор ни о чем, видя, что лицо неудобного гостя как будто просветлело и взгляд стал капельку доброжелательнее. — Словно над целым городом раскрыли темный купол зонта. Как ни старался, а я не увидел ни единой звезды…

Правитель Ледума снисходительно сощурил глаза. За долгие годы лорд научился видеть придворных насквозь и было очевидно, что его попросту пытаются убаюкать, расслабить тихими несерьезными речами. Так заклинатель змей точными движениями флейты усыпляет бдительность кобры. Да, замысел был ясен, как на ладони, но всё же лорд Эдвард не стал разоблачать невинных ухищрений приближенного. Мягкий тембр голоса аристократа отчего-то успокаивал, и этого спокойствия сейчас отчаянно недоставало.

Севилла была мертва. Не хотелось и вспоминать, какое участие он сам принял в ее смерти и… как будто не хватало ее милого девичьего щебетания, почти заставлявшего отвлечься от тревожных мыслей. Теперь же он снова чувствует гнев, который не находит прямого выхода и выматывает его всё сильнее.

Каждый человек иногда чувствует непреодолимую потребность в понимании… может быть, даже в утешении. Но может ли кто-то в самом деле его дать?

Лорд Ледума медленно обошел вокруг стола.

— Я думаю, тебе следует привести себя в порядок.

Кристофер так и застыл, услышав это. Лорд недоволен его внешним видом? Его обвиняют в неряшливости? Мыслимо ли подобное?

Он наклонил голову, с недоумением оглядывая собственную одежду. Не может быть! Предательская лента премьера! Сбившись во сне, черный бант растянулся, расползся, нарушились его идеальные пропорции и, наконец, статусная лента уже едва держалась на горле.