Катино лицо покрылось красными пятнами. Администратор вжалаголову в плечи, и тут одна из дверей распахнулась и на пороге появиласьстройная девушка с безупречной фигурой. Красивые длинные ноги были упакованы вбелые лаковые сапоги-ботфорты, коротенькая юбочка подчеркивала осиную талию,блестящий топик открывал упругую, высокую грудь. Откинув прядь густых рыжихволос, девушка нежным голосом сказала:

– Добрый вечер.

– Алена! – взвизгнула Глафира. – Ты суперскисмотришься! Рада тебя видеть.

– Мне приятно, что мы вместе работаем, –улыбнулась Алена.

Я страшно удивилась. Это Лапина? Надо же, какая молодая иочень худенькая. На экране телевизора певица кажется более полной и не такойкрасивой, но сейчас, стоя около нее нос к носу, я поняла, что Алена оченьхороша собой. У нее большие, необычного разреза глаза, и потом, эта улыбка, толи грустная, то ли слегка усталая, однако от нее певица сделалась еще краше.Интересно, я помню Лапину, а как меня зовут – нет!

– Ах, девочки, – засуетилась Катя, – жаль, яфотоаппарата не взяла! Наши звезды рядом!

– Твой новый диск – супер, – взвизгнулаГлафира. – Особенно вот эта… трал… та-та-трам!

– Спасибо, – улыбнулась Алена, – ты тожепостоянно хиты выпускаешь. Свин умеет подыскать композитора. Извини, мне пора.Катя, пошли.

– Катя, – быстро попросила Глаша, – ну-капроверь, все ли у меня в гримерке в порядке. А то в прошлый раз на столикетаракан сидел!

Несчастная Катя растерялась. Казалось, видно, как в ее мозгукрутятся вопросы. Как поступить? Бежать, показывать дорогу Лапиной? ТогдаГлафира распсихуется, сорвет выступление. Броситься в гримерку к Глафире? Тогда,не дай бог, Лапина обидится.

Мне стало жаль несчастную, ну и работа! Ей-богу, никакихденег не захочется.

Внезапно Алена улыбнулась.

– Вы, Катя, лучше помогите Глаше. Я-то опытная полковаялошадь, не первый день на сцене, меня тараканами не запугать, впрочем, мышамитоже, насмотрелась на гастролях. Клуб ваш я великолепно знаю, сама дорогу насцену найду. Счастливо, Глаша, успеха.

Высокая, стройная фигура в белых ботфортах стала удалятьсяпо коридору. Я посмотрела ей вслед. Один – ноль в пользу Лапиной. Мало того,что она хороша собой, так еще умна и отлично воспитана. Мигом, с улыбочкойпоставила Глафиру на место. Настоящей звезде вовсе не требуется устраиватьскандалы, чтобы подтвердить свой статус, всем и так понятно, «ху из ху»!

Красная от злости Глафира ворвалась в гримерку.

– Тоже мне, – гневно воскликнула она, –суперстар, блин! Растолстела, обабилась, жуткий вид! Песни – словно воймартовской кошки, а туда же! Дома пора сидеть, картошку жарить! Звездища! Нучто встала, Танька, вынимай костюмы! А ты уматывай, мне переодеваться надо,краситься.

Последняя фраза относилась к Кате.

– Конечно, конечно, – заворковала та, –впрочем, Глашенька, ты такая красавица, что и грима не надо!

– Ступай, встречай других, подлиза, – капризнымтоном сказала Глафира.

Катю вымело за дверь. Глафира села в кресло и другим,совершенно нормальным голосом произнесла:

– Гляди, чтобы сюда кто из журналюг не пролез сфотоаппаратом.

– Зачем ты так ее отругала, – не вытерпелая, – она же на работе! Некрасиво получилось.

Глаша хихикнула:

– Мне положено звездить. У меня имидж такой –девочка-крик. А еще я много пью, видишь?

Наманикюренный пальчик ткнул в бутылку «Хеннесси».

– Сейчас я ее наполовину оприходую, –развеселилась Глафира и, схватив коньяк, стала отвинчивать пробку.

– Ой, не надо, – испугалась я, – тебе же ещеработать!

– Имей в виду, – заявила Глафира, – ядебоширка, пьяница, развратница, меняю мужиков каждый день, устраиваю погромы вклубах, хамлю газетчикам…

С этими словами она отхлебнула из горлышка, пополоскала рот,выплюнула коньяк в висевшую на стене раковину, потом вылила туда же примернополбутылки и вздохнула:

– Пожалуй, хватит. Ну, похожа я на пьяницу?

– Зачем тебе ею прикидываться? – удивилась я,вынимая сценическую одежду.

– Имидж такой.

– Не очень-то приятный.

– Дурочка ты, – вздохнула Глафира, – я –бренд, а всякий бренд делается более ценным от частого упоминания. Надо, чтобыо тебе постоянно писали газеты, вот я и даю им повод.

– Но можно же привлечь к себе внимание творчеством!Постоянно петь новые песни!

Глаша замерла с разинутым ртом, собралась что-то сказать, нотут в комнату влетела тонкая вертлявая девица.

– Сюда нельзя! – замахала я руками.

– Это моя бэк-вокалистка, – остановила меняГлаша. – Нина, привет.

В гримерную стали без конца вваливаться люди, я кидалась ккаждому, но потом перестала, потому что все они оказались свои.Мальчики-танцовщики, музыканты, девчонки из подпевки… Никто никого нестеснялся. Балетные бегали голыми и, матерясь, рылись в сумках, разыскиваябелье. Подпевки, не смущаясь, разгуливали топлесс. Натягивая на себя расшитыеблестками шортики, они со смаком обсуждали какую-то Лариску, спешно и весьмаудачно вышедшую замуж. Никаких разговоров о высоком искусстве и предстоящемвыступлении никто не вел.

Потом народ понесся на сцену, а я, устав от бесконечногозастегивания крючков и завязывания тесемок, пошла в туалет, заперлась вкабинке, села на унитаз и пригорюнилась. Таня Рыкова. Отчего это имя и фамилияне вызывают у меня никаких эмоций? Кто я такая? Где жила? Кто мои родители? Впамяти сплошной прочерк. И что странно – всякие бытовые привычки остались примне. Я умею чистить ботинки, гладить юбки. Во всяком случае, только что ясправилась с работой. Может, не слишком ловко, но при виде утюга я особо неудивилась. Правда, один из мальчишек обругал меня за то, что я не расправиласкладки на рубашке. Наверное, там, в другой жизни, я все же была не слишкомумелой работницей, но ведь имела какие-то навыки и не забыла про них. Еще ясовершенно адекватно веду себя в быту – чищу зубы, натягиваю колготки на ноги,а не на руки. Более того, я узнала Алену Лапину, помню, многократно видела еераньше, только не вживую, конечно, а на экране телевизора. Но почему тогда я немогу вспомнить свое имя?

Слезы подступили к глазам. Быстро отмотав кусок туалетнойбумаги, я поднесла его к лицу и услышала голос Кати: