– Алло, Леночка, слышишь меня, это мамочка. Как ты там?Ну не плачь, не надо! Детонька, не разрывай мне сердце. Тебе страшно? Хорошо,включи кассету, ну ту, про веселого поросенка. Нет, я не могу сейчас приехать,ты же знаешь, мамочка на работе. Ну кто же нам с тобой денежек даст? Мы жеодни, куколка. Думаешь, мне тут хорошо? Ужасно, зайчик. Я тебе принесу что-товкусное. Салат «Цезарь» и пирожные, куплю и положу в коробочки. Как всегда, ввосемь утра… Я успею отвезти тебя в школу. У нас сегодня Алена Лапина. Да, онаочень милая, подписала тебе свой диск. Алена любит детей, ее доченька тоже домасидит и не плачет, знает, что мама с работы придет. Не хнычь, моя ласточка.Многие девочки ждут мам со службы. А еще Глафира. Нет, она противная, ужасно!Согласна с тобой: глупая, безголосая коза! Конечно, полный отстой, но народ-тона концерты ломится. Ну все, я побежала, не плачь, не рви мне сердце.

Голос смолк. Решив, что Катя ушла, я вышла из кабинки и тутже увидела администраторшу, нервно курившую у окошка. Взгляд Кати наткнулся наменя.

– Э… Танечка, – в изнеможении воскликнулаона, – вы тут сидели, в кабинке?

– Ну да, – пробормотала я, ощущая себя глупеенекуда.

– Вы слышали мой разговор с Леночкой?

– …а … да … то есть нет!

Катя схватила меня за руку.

– Я вовсе не считаю Глафиру безголосой козой. Я оченьлюблю ее, она супер, классная, дико талантливая, настоящая стар! Это дочка моятак говорит. Девочке двенадцать лет, подростковый возраст, сидит все времяодна, вот я и согласилась с ней, хотела сделать ребенку приятное… Танечка,милая, не рассказывайте Глаше. Она скандал поднимет, меня выгонят. Я совсем нелюблю Лапину, я обожаю Глафиру. Понимаете, я поднимаю девочку одна, без мужа,отвечаю в клубе за эстрадную программу, а певцы такие… ну… в общем…

Губы у Кати задрожали, в глазах заблестели слезы.

– Я работаю у Глаши первый день, – быстро сказалая, – и вовсе не являюсь ее подругой. О чем вы говорили, я не слышала.Поняла вроде, что Алена Лапина вашей девочке диск подписала, разве этозапрещено?

Катя швырнула окурок в форточку.

– Спасибо, – тихо сказала она, – имей в виду,понадобится моя помощь, приходи. У меня записные книжки толщиной с пятиэтажныйдом. Почти все телефоны звезд имею. Ты никого отыскать не хочешь?

Я вздохнула. Очень хочу, себя. Но как сказать подобное Кате?

– Да нет, спасибо.

Катя кивнула и убежала, а я пошла в гримерку.

Из «Мячика» Глафира переехала в «Сто кило», а оттуда в«Синюю свинку». Везде повторялось одно и то же: крик на администраторов, нежныепоцелуи с другими певицами, суета закулисья, вылитый из бутылок коньяк, матбалетных, глупое чириканье подпевок.

Около шести утра Глафира, еле-еле передвигая ноги, ввалиласьв свою квартиру, рухнула в кресло, вытянула ноги, втиснутые в сапоги накилометровой шпильке, и простонала:

– Чаю! С лимоном!

Я приволокла требуемое и спросила:

– Зачем же так убивать себя! Три концерта подряд! С умасойти.

– Да уж, – вздрогнула Глаша, – на Западепевицы дисками зарабатывают, имеют отчисления от продаж, а у нас горлом,концертами да чесом по провинции.

– Но вроде и в России дисками торгуют.

– Ага, – кивнула певица, – пиратскими.Никаких денег с них не слупить. Вот я и стебаюсь по сценам.

– Можно же один концерт дать!

– А деньги?

– Всех не заработаешь.

Глаша фыркнула:

– Верно. Век певицы короткий, в полтинник ты уже никомуне нужна. Следовательно, надо себя сейчас обеспечить до смерти. Квартиру якупила, дом достраиваю. Потом собирать бабло начну, чтобы на пенсии не геркулесжрать и не на метро ездить, и…

Не договорив фразы, Глафира внезапно уснула, прямо в одежде,сапожках и с макияжем на лице.

Я осторожно раздела звезду, прикрыла пледом, потом притащилаиз ванной косметические сливки и стала стирать вызывающий макияж с ее лица.Огромные губы Глаши стали меньше, под румянцем обнаружилась бледная кожа, подглазами проступили синие круги.

– Отвяжись, – прошептала Глафира.

– Давай в постель тебя отведу.

Глаша встала, словно зомби, дошагала до спальни и, рухнувлицом в подушку, сообщила:

– Подъем в два часа дня.

Я вернулась в гостиную, собрала одежду, аккуратно развесилаее в гардеробной и глянула в большое зеркало. Кто вы, Таня Рыкова? УбийцаСергея Лавсанова, мерзкая воровка или несчастная женщина, спасавшаяся отнасильника? Где мои родители? Была ли у меня любовь? О чем я мечтала? Над чемплакала?

Внезапно зазвенел звонок, я бросилась к двери.

– Хай, – рявкнул Свин, вваливаясь вквартиру, – где звездулина?

– Спит, а вы почему в такую рань на ногах?

– Ездил тут по делам, – загадочно ответилСвин, – значит, так, я пойду душ приму. А ты, котя, мне кофею сваргань дабутербродиков настрогай. Усекла?

Я кивнула, продюсер исчез в ванной, оттуда послышался шумводы и бодрое уханье. Я хотела открыть холодильник, но тут взгляд упал напиджак из льна, который Свин швырнул прямо на стол. Не понимая, что делаю, ясхватила его и вытащила из внутреннего кармана роскошную книжечку с золотымизастежками. Перелистала странички, нашла нужную. «Рыкова Татьяна» – было написанов самом низу, дальше шел адрес и телефон.

Я быстро захлопнула книжку, сунула ее на место и кинулась кшкафчику, в котором стояла банка с кофе. Не верю Свину, хочу сама узнать, ктоже я такая.

Свин уехал около девяти утра. Заперев за ним дверь, ябросилась к телефону и набрала номер.

– Але, – прокашляли из трубки.

– Мне Рыкову.

– Кого?

– Рыковы тут живут?

– Кто?

– Рыковы!

– Лыковы?

– Рыковы.

– Быковы?

– Рыковы! – заорала я. – Рыковы!

– Сначала сообрази, кто нужон, а потом людяммешай, – последовал ответ.

Я повторила попытку.

– Алле.

– Позовите кого-нибудь из Рыковых.