Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Почему, черт тебя дери, каждый раз ты появляешься раненая?!
Надо отдать должное Кайдену, несмотря на редкий сволочизм, удерживать он меня не стал. Позволил броситься в объятия к лучшему другу.
— Несколько дней назад вдруг пробудились твои бабочки, — обнимая меня, прошептал Рой. — Так и знал, что ты скоро появишься.
Смутно вспомнились бабочки, которые я мастерила, чтобы успокоить нервы, когда осенью Кайден никак не приходил в сознание после тяжелого ранения. Видимо, после Расхождения летуньи превратились в бесполезные куски перевязочной ткани.
Знахарь отодвинулся и через силу заставил разжать кулаки. Боль была дьявольской. Прикусила губу, чтобы не застонать.
— Ты схватилась за клинок фамильяра? — немедленно определил он, и я кивнула. — Тебя ранил Кайден?
— Прости, что втянула тебя. Я была вынуждена назвать твое имя.
Рой бросил хмурый взгляд на друга, сохранявшего молчание.
— Ты все верно сделала, Голубая кровь. Надо заговорить порезы, пока ты не вырубилась от потери крови.
— Обычно Истинный свет справляется быстрее, но тут даже кровотечение не останавливается, и болит очень сильно, — пожаловалась я, позволяя усадить себя на стул.
— В следующий раз хорошенько подумаешь прежде, чем схватиться за магический меч.
— Кайден пытался меня убить, — сама не поверила, как спокойно произнесла совершенно абсурдную вещь.
— Убить? — переспросил Рой, почему-то обращаясь другу. Мол, ты в своем уме, приятель?
Говорят, что люди проходят пять стадий принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, хандра и только после этого наступает принятие. Я застряла на первой. Казалось, все, что сегодня случилось — случилось вовсе не со мной. Мысль о том, что Кайден просто-напросто меня забыл, не помещалась в голове. Казалось бы, вот он — протяни руки и дотронься, но нас по-прежнему разделяла невидимая стена.
— Я слежу за вашим воркованием, и меня гложет любопытство. — Вудс говорил с насмешкой. — Вы спали до раскола?
— На твоем месте я бы сейчас заткнулся и убрался из моего дома! — Рой с такой яростью шарахнул знакомым ящичком с лекарскими инструментами о крышку стола, что у меня зазвенело в ушах. — Потому что, клянусь, я близок к тому, чтобы разбить тебе физиономию!
— Старик, похоже, ты в больших неприятностях, — усмехнулся Вудс. — Тебя не смущает, что она выродок?
— Выродок?! — охнула я от возмущения. — Ты назвал меня выродком?!
— Кай, Бога ради, просто выметайся! — рявкнул знахарь, указав пальцем на дверь. Его глаза полыхнули красным светом, а черты лица заострились. Светлые духи, а в гневе он действительно был страшен!
— Ты понимаешь, что если о ней узнают, то тебе не видать помилования? — разозлился в ответ Кайден. — Двуликая?! Да тебя запрут в этом проклятом доме еще лет на двадцать пять!
— Я знаю, — вдруг вернул холодное спокойствие Рой и кивнул в мою сторону:
— Теперь она тоже знает. А тебе лучше уйти из моего дома по-хорошему.
— Ладно, — неожиданно сдался Кайден, но, прежде чем исчезнуть, бросил:
— Надеюсь, Голубая кровь, ты того стоишь.
— Валерия! — выпалила я, дрожащим от ярости голосом.
— Что? — Он вдруг поменялся в лице.
— У двуликих выродков тоже есть имена! Может, и не такие длинные, как твое, Кайден Николас Вудс. Так вот, меня зовут Валерия!
На несколько долгих секунд мы скрестились взглядами. Сердце бухало о ребра. На лице Кайдена ходили желваки. Наконец, он разорвал зрительный контакт. Перешагнул через порог и растворился в чернильной темноте. От яростного потока воздуха дверь раскрылась так широко, что ударилась ручкой о стену. Рой затворил ее, навесил на засов и тяжело вздохнул, уперев руки в бока.
— Какой абсурд, — пробормотала я, едва шевеля языком. — Он меня совершенно не помнит!
— Давай, начнем с того, что избавим тебя от ран, — невпопад вымолвил знахарь.
На полу тянулась дорожка из мелких клякс, а я сама была перепачкана кровью; платье оставалось только выбросить. Да и ладони болели так, что хотелось завыть в голос. Не о такой встрече в Абрисе я грезила, когда долгими ночами пыталась пробудить артефакт.
Знахарское стило было длинным и острым, как иголка. Каждый раз, когда Рой дотрагивался до ладони, казалось, будто кожу протыкали. Сверкала вспышка, тянулся красноватый лучик, похожий на блестящую нить, и новый стежок стягивал края раны. Перед врачеванием приятель предложил сделать пару глотков виски, но я страдала непереносимостью. Вырубилась бы в два счета и не задала связного вопроса, а их накопилось немало.
— Это произошло во время взрыва? — тихо спросила я. Острие стило замерло над ладонью, потом последовал новый болезненный укол. — Рой, не молчи! Во время взрыва?
Но знахарь крепко сжал губы, словно давая понять, что вопрос уже содержит ответ.
— Как много он забыл?
— Сначала он забыл последние полгода, но через пару седмиц большая часть воспоминаний вернулась, — скупо объяснил Рой.
— Тогда, что происходит? — Я ничего не понимала.
— Воспоминания о событиях вернулись, не все, конечно… Однако в тех, что восстановились, тебя не было. Ты как будто вырвана из его памяти. Незнакомка. Считай, что сегодня он увидел тебя впервые.
Жестокая правда заставляла цепенеть. Казалось, тронь меня и рассыплюсь на куски.
— В его воспоминаниях нет только меня? Вместо меня одни дыры?
Рой с сожалением вздохнул:
— Человеческое сознание — странное, оно легко заполняет просветы. У него в голове не воспоминания, а сплошная каша.
— И ты не говорил обо мне? Не пытался прояснить?
— Прости, Валерия. Твои бабочки перестали летать и…
— Ты решил, что я погибла?
— Да.
Он прятал глаза. В Абрисе никто не знал о романе наследника Вудсов с теветской девушкой, только Рой. Он мог бы что-то исправить, но не стал. Почему? Ответ был очевиден.
— Я подумал, может, к лучшему, что он все забыл? Сомневаюсь, что Кайден пережил бы твою смерть, — подтвердил знахарь догадку.
— Верно, — с горечью прошептала я, удивляясь, как, вообще, после шокирующих открытий оставалась в сознании. — Мне даже в голову не приходило, что из-за взрыва он мог потерять память. Проклятье, это… так бессмысленно! Он должен меня вспомнить! Люди, теряющие память, когда-то ее восстанавливают. Так ведь?
У знахаря сделалось странное лицо.
— Я не знаю, Валерия. Прости.
Врачевание мы заканчивали в гробовом молчании, а когда Рой отложил стило, то на месте глубоких кровоточащих порезов на ладонях остались тонкие розоватые линии.