Так вот, в зале, где сейчас начиналсяпраздничный ужин, воняло котлетами и тряпкой. Но хуже всего выглядела еда.Салаты «Оливье» и «Рыбный», утонувшие в майонезе, мясное ассорти, блестевшее отжира, розеточки со слегка обветренной красной икрой, пирожки… Создавалось ощущение,что на календаре год этак восьмидесятый, причем зима, потому что на столеполностью отсутствовали овощи и фрукты. Я приуныла, есть хотелось зверски, ноподобные «деликатесы» я не употребляю в пищу, люблю легкие салаты, без мяса иликолбасы, а таких тут нет. Вот чего было много, так это выпивки, причем не вина,а водки, теплой и, очевидно, противной.

Не успели мы сесть на отведенные места, как издвери, ведущей на кухню, выскочил вертлявый лысоватый мужичонка и заверещал:

– Гости дорогие, начинаем нашу свадьбу!Поприветствуем молодых! Сейчас выясним, кто из них будет в доме главным. А ну,кусайте эту булку одновременно с двух сторон!

Вовка и Ната повиновались с несчастнымилицами, а я поняла, что место проведения ужина и меню еще ничего, самое ужасное– наемный тамада, массовик-затейник, неутомимый и бесцеремонно веселый.

Вечер потек по заготовленному сценарию. Мужикии бабы налетели на выпивку и угощенье, ведущий хохмил без устали. Причем всеего шуточки были таковы, что процитировать здесь я не могу ни одну. Через часмне стало понятно, если сейчас не умоюсь, то просто сойду с ума!

Туалет был на первом этаже. Я открыла кран схолодной водой и сунула руки под вяло текущую струю. Хорошо-то как! БедныйВовка, ну и родственнички же ему достались! Интересно, кем работает эта Клава?Юрий, похоже, водитель автобуса. А Ната? Я вообще ничего про нее не знаю.

Закрыв кран, я уставилась в окно. Мы с Катюшейпроявили преступное безразличие. Следовало сразу, как только Костин заявил оженитьбе, поинтересоваться: кто у невесты родители? Может, узнав правду, мысумели бы открыть майору глаза, но теперь уже поздно! Хотя мы живем не вкатолической Италии, разводы в России разрешены.

Внезапно мне стало грустно. Выбирал Вовка,выбирал и довыбирался, отрыл себе красивую, умную, из хорошей семьи. Да гдебыли его глаза? Или правда так влюблен, что ослеп?

Я продолжала тупо смотреть в окно. Передглазами расстилался пустырь, покрытый чахлой, серо-желтой травкой, окновыходило на задний двор. Сбоку стояла скамеечка, на ней курил парень летдвадцати пяти; выглядел он весьма эксцентрично. Волосы юноши были крашеными:верх светлый, низ черный. Длинные пряди, спереди свисавшие почти до плеч, сзадибыли собраны в хвост. А зеленые ботинки совершенно не сочетались с егожемчужно-серым костюмом. Наверное, кто-то со стороны жениха, как и я, устав отдухоты и шума, решил освежиться на воздухе.

Я уже собралась возвратиться в зал, как кскамейке подлетела девушка в пышном белом платье. Паренек вскочил и схватилНату за плечо. Невеста отдернула руку и что-то гневно сказала. Юноша тожерассердился, и несколько минут парочка бурно выясняла отношения. Потом он вдругобнял Нату, та обвила его шею руками, последовал долгий страстный поцелуй.

Я чуть не упала на выщербленную плитку. Ну ину, только пять секунд замужем – и что вытворяет!

Парочка не собиралась разъединять объятий.Юноша начал целовать шею, потом плечи Наты, его руки принялись расстегиватькрючки на ее платье. Внезапно он остановился и потянул ее куда-то в сторону.Она покорно пошла за ним. Я чуть не свернула шею, пытаясь увидеть, куда онинаправились.

Очевидно, парень хорошо знал автобазу, потомучто втащил Нату в сооружение, больше всего напоминающее трансформаторную будку.Дверь украшал огромный замок, но парень пошарил рукой где-то слева и выудилключ.

Я вновь пустила холодную воду и приняласьумываться. Черт с ней, с косметикой.

Минут через десять парочка появилась во дворе.Паренек застегнул крючки на платье партнерши, Ната кинулась ему на шею. Быловидно, что они знакомы давно и, наверное, не первый раз посещают эту будку.

Внезапно Ната заплакала, юноша вынул изкармана носовой платок, нежно промокнул ей глаза, потом поцеловал в нос иподтолкнул. Девушка пошла назад. На ее лице застыло выражение такого отчаянья,такого безмерного горя, что мне стало жаль ее до глубины души. Я снова открылаводу. Но умыться в очередной раз не успела, за дверью послышались быстрыешажки, и чья-то рука повернула ручку. В мгновение ока я заскочила в кабинку изаперлась.

Вошедшая тоже пустила воду, а потом сталаплакать, да так горько, что у меня сжалось сердце. Устав стоять, я прислониласьбыло к стене, но тут же обвалила уродскую железную конструкцию, выполнявшую тутроль держателя для туалетной бумаги. Плач моментально стих. Пришлось дернутьручку слива воды и выйти как ни в чем не бывало наружу.

Над умывальником склонилась Ната.

– Безумно душно, – сказала она,плеская на лицо воду, – придется заново краситься, вся тушь от жарыстекла.

– Вы плакали? – в лоб спросила я.

– Кто?

– Вы.

– Плакала?

– Ну да, мне послышались рыдания.

Ната улыбнулась.

– Наверное, напевала. У меня привычкапеть, когда умываюсь, а с голосом и слухом беда, вот вам и показалось!

– Но у вас красные глаза и нос, – неуспокаивалась я.

– Да? – изумилась Ната и посмотрелав зеркало. – Действительно. Наверное, в салатах есть яйца, вот и началасьаллергия. Ничего, сейчас выпью кларитин и подкрашусь. Прямо беда, яйца-то вездекладут, а мне их даже нюхать нельзя, видите, как не повезло!

Продолжая болтать, она открыла сумочку ипринялась деловито намазывать на лоб и щеки тональный крем.

– У вас весь подол платья в пыли, –пробормотала я.

Ната подняла пышную юбку и улыбнулась.

– Да уж! Грязь на платье невесты! Звучиткак название любовного романа! Ну, я не стану вам мешать, небось тожеподкраситься хотите.

С этими словами она выскользнула за дверь, явытащила пудреницу и привела в порядок лицо. Однако эта маленькая Ната –отлично владеющая собой дрянь.

Когда я поднялась наверх, тамада затеялконкурсы. Сначала выстроил гостей шеренгами и заставил передавать друг другуносовые платки без помощи рук. Затем водрузил в конце зала бутылку сшампанским, выдернул из кучи гостей Сережку и незнакомого мне красномордогомужика и дал им по мешку. Я чуть не подавилась – бег в мешках, национальнаязабава советских людей, проводивших отпуск в профсоюзных здравницах.

– Давненько я в смокинге в мешке нескакал, – пробормотал Сережка, распутывая серо-зеленую ткань.