– Однако самым важным считалось усвоение хороших манер иэтикет. Уверен, в учебнике об этом написано.

Ученики довольно ухмылялись. Лицо учителя густо покраснело,он чуть ли не брызгал слюной. Стефан продолжал настойчиво смотреть ему в глазаи через некоторое время отвернулся именно учитель.

Прозвенел звонок. Стефан быстро надел очки и собралучебники. Он уже и так привлек к себе гораздо больше внимания, чем следовало, иему вовсе не хотелось снова смотреть на ту светловолосую девочку. Кроме того,Стефану требовалось как можно скорее отсюда убраться – в венах ощущалось знакомоежжение.

Когда он уже добрался до двери, кто-то крикнул ему вслед:

– Эй! А они тогда правда в футбол играли?

Стефан не смог не улыбнуться через плечо:

– О да. Чаще всего отрубленными головами военнопленных.

Елена внимательно наблюдала за тем, как он уходит. СтефанСальваторе намеренно от нее отворачивался. Он умышленно ее унижал – причемпрямо на глазах у Кэролайн, которая, точно ястреб, за всем этим унижениемследила. Слезы горели в глазах у Елены, однако у нее в голове в тот моментполыхала только одна мысль: она его добьется, даже если это ее убьет. Даже еслиэто убьет их обоих, она все равно его добьется.

Розовыми и бледно-зелеными полосками растекались по ночномунебу первые лучи зари. Стефан наблюдал за ними из окна своей комнаты впансионате. Он специально снял эту комнату из-за люка в потолке – люка, которыйоткрывался на площадку с перильцами на крыше. Сейчас эта дверца была открыта,прохладный воздух стекал вниз по приставной лесенке.

Стефан был полностью одет, но вовсе не потом что рано всталс постели. Правда заключалась в том, что он вообще никогда не спал. Стефантолько что вернулся из леса. Он брезгливо смахнул влажные листья, прилипшие кботинкам. Вчерашние замечания школьников от него не ускользнули, и теперь онзнал, что они с интересом разглядывали его одежду. Он всегда одевался как можнолучше, и вовсе не из тщеславия. Просто так было правильно. Его наставник частоговорил: «Аристократ всегда должен одеваться соответственно своему положению.Если он этого не делает, он выказывает пренебрежение к окружающим». Каждый вэтом мире занимает свое место, и место Стефана всегда оказывалось среди самыхзнатных. По крайней мере, так было прежде.

Почему он так долго задерживался на таких, казалось бы,мелочах? Разумеется, Стефану следовало понимать, что исполнение роли школьника,скорее всего, погрузит его в воспоминания о поре его прежнего ученичества.Теперь эти картины прошлого действительно вернулись – такие живые и яркие, какбудто он листал страницы красочного журнала.

Память Стефана то и дело выхватывала отдельные эпизоды. Однакартина вспыхнула перед ним особенно живо. Он ясно увидел лицо своего отца,когда Дамон объявил о том, что бросает университет. Стефану никогда этого незабыть. Ни разу он не видел своего отца в таком гневе…

– Так ты хочешь сказать, что больше туда не вернешься?

Обычно Джузеппе бывал исключительно учтив, однако теперь егоприродный темперамент проявился в полную силу. Старший сын вызвал у негонеподдельную ярость.

В этот момент Дамон обмакивал губы шафранового цветашелковым носовым платком.

– Помилуй, отец, мне казалось, что даже ты сможешь понятьтакое простое предложение. Неужели мне следует повторить его на латыни?

– Дамон… – напряженно начал Стефан, пораженный подобнымнеуважением.

Но отец его перебил:

– Так ты говоришь, что я, Джузеппе, граф де Сальваторе,должен предстать перед моими друзьями, зная, что мой сын – Scioparto?[1]Никчемный бездельник? Лентяй, который не вносит посильный вклад в процветаниеФлоренции? – Слуги бочком расходились по сторонам, пока ярость Джузепперазгоралась.

Дамон даже глазом не моргнул:

– Безусловно. Если только тебе угодно называть друзьями тех,кто лебезит перед тобой в надежде, что ты одолжишь им денег.

– Sporco parassito.[2] – возопил Джузеппе, вскакивая состула. – Тебе мало того, что ты, находясь на учебе, впустую тратишь свое времяи мои деньги? О да, я знаю все про твое увлечение азартными играми, дуэлями иженщинами! И знаю, что, если бы не секретарь и наставники, ты не смог бызакончить ни одного курса! А теперь ты хочешь окончательно меня опозорить… Нозачем? Чего ради? – Его большая ладонь взметнулась и ухватила Дамона заподбородок. – Затем, чтобы ты смог вернуться к своей охоте и соколам?

Стефан был вынужден отдать своему брату должное – Дамон дажене вздрогнул. Он стоял, едва ли не нежась в отцовской хватке, до мозга костейаристократ – от элегантного берета до отороченного горностаем плаща и мягкихкожаных туфель.

Губы его были надменно изогнуты.

«Однако на сей раз, ты зашел слишком далеко, – подумалСтефан, наблюдая за тем, как отец и сын сверлят друг друга огненными взорами. –На сей раз даже тебе не удастся выпутаться, воспользовавшись своим неотразимымобаянием».

Но как раз в этот момент в дверь кабинета негромкопостучали. Обернувшись на стук, Стефан оказался ослеплен глазами цвета сияющеголазури, обрамленными длинными золотистыми ресницами. Это была Катрина. Отецэтой девушки, барон вон Шварцшильд, привез ее из холодных немецких краев на благодатнуюитальянскую землю, надеясь, что это поможет ей излечиться от продолжительногонедуга. И с того самого дня, как Катрина сюда прибыла, для Стефана всеизменилось.

– Прошу прощения, я не хотела помешать. – Голос девушки былмягким и чистым.

Она сделала движение, словно собираясь уйти.

– Нет, не уходи. Останься, – быстро сказал Стефан.

Он хотел сказать что-то еще, взять Катрину за руку – но неотважился. Нет, только не при отце. Юноше лишь оставалось смотреть в этиподобные голубым самоцветам глаза, спокойно устремленные на него.

– Да-да, останься, – поддержал сына Джузеппе, и Стефанувидел, как мрачно-грозовое лицо его отца понемногу светлеет.

Граф де Сальваторе отпустил подбородок Дамона и сделал шагвперед, расправляя складки своего длинного, отороченного дорогим мехом плаща.