на пару недель, а потом нанести мощный удар немцам с тыла, при этом уничтожая все мосты и их колонны идущие к фронту. Они хоть и многочисленны, но растянуты, а мы посадив всех бойцов на машины и бронетранспортеры сможем иметь численное преимущество на данном участке и быстро передвигаться. Заодно уничтожим все попутные склады и интендантские колонны, оставив немцев без горючего и боеприпасов.

— —Эк, тебя понесло от первых успехов… Это плохо, как есть плохо… Я даже скажу, что то ты сейчас сказал чистая ху##я! В этом рейде нам просто фантастически повезло, и не хочу накликать, но еще раз нам такого везения не дождаться! Тут надо серьезно нам всем мозги наморщить, а не рубать шашкой, как ты предлагаешь. Сам подумай, почему нам сопутствовал успех?

— —Ну… первое, это Маркони дал достоверные разведданные.

— —Так… А что еще?

— —Место удобное было недалеко…

— —Тоже верно! А дальше?

— —Отошли быстро, не дав втянуть себя в затяжной бой…

— —Правильно! Только потому, что сошлись по месту и времени эти три фактора, у нас был успех. Это с одной стороны, а с другой — сколько всплыло подводных камней? Те же водители… Где их сейчас взять?

— —Что предлагаете Павел Игоревич?

— —Поделится трофеями с соседями, взамен на водителей и танковые экипажи. Может быть, даже совместно сходить за зипунами…

— —Хорошая идея, но есть еще одно крайне неотложное дело, вот скажите, какая самая лучшая ПВО?

Дед Павел задумчиво почесал затылок и наконец произнес: — Наверно стационарная.

— —Ответ неверный, самая лучшая в мире ПВО, это наши танки на их аэродромах! Фронт откатывается вглубь страны и немцы начнут использовать наши аэродромы, особенно стационарные. Вся инфраструктура осталась, только самолеты перегони и все, а тут мы… Р-раз и всю малину им обосрем. Раскатаем их танками, а всех пилотов и техников под нож. Самолет можно построить за несколько дней, максимум недель, а хорошего пилота или техника минимум пару лет учить надо. Раскатаем в блин пару их авиаполков и нашим сразу намного станет легче, меньше бомбить будут, да и нашим бомберам безопасней летать станет.

— —Пожалуй ты прав, а не боишься, что наша техника немцам достанется?

— —Есть конечно немного, но полностью пополнив с хорошим запасом наш БК и топливо, а также получив хорошее пехотное прикрытие и мобильное ПВО, мы сведем этот риск к минимуму. К тому же, если у нас будет большое и слаженное подразделение, то больше шансов сразу же достучатся до верхов, на такой отряд, а главное на его командование сразу обратят внимание. Сам же об этом говорил.

Нашу беседу прервал младший политрук, сопровождавший прооперированного нашим врачом батальонного комиссара. Пришедший в себя после операции он позвал меня к себе, а я решил не наглеть и поговорить с ним.

— —Батальонный комиссар Журавлев, а вы кто такой?

— —Волков, капитан запаса. Последняя исполняемая должность — командир танковой роты.

— —Мне тут младший политрук рассказал про ваше отношение к пленным, ни чего не хотите пояснить?

— —А что тут пояснять, он был захвачен на месте преступления и казнен согласно адекватности содеянного. Пилот расстреливал мирных беженцев. Оставлять такое без последствий нельзя, только мгновенный и предельно жестокий ответ способен предотвратить подобное в будущем.

— —Капитан, кто вы? Я же вижу, что у нас нет таких передвижных лазаретов, да и младший политрук с капитаном Рожковым поглядели на ваших бойцов. Достаточно лишь немного за вами понаблюдать и сразу становится видно, что вы нездешние. Так кто вы такие?

— —Не могу вам этого сказать, права не имею! Главное, что мы не враги и наша задача доставить экспериментальную технику в Кубинку для ее изучения. Заодно по возможности нанести противнику максимально возможный урон, но не в ущерб нашему основному заданию. Как вы думаете, будут шпионы или враги наносить такой вред своим войскам и стараться любой ценой доставить не имеющую аналогов технику своему противнику? Еще раз повторяю, мы не враги и имеем опыт ведения современной войны с применением бронетехники.

— —Ладно капитан запаса, храни пока свои секреты, потом разберемся, что ты за птица.

Ночь уже полностью вступила в свои права, комиссару после успешно проведенной операции требовалось прийти в себя и немного окрепнуть. В разбитой колоне мои архаровцы нашли то ли аккордеон, толи баян, леший его знает, я в этом не разбираюсь. Его взяли с собой и не только по хомячьей натуре, а еще и потому, что Серега Сомов умел на нем играть. Я видел, как на меня смотрели бойцы, наши еще ничего, они знали о зверствах фашистов, да и наше время более жестокое, а в глазах местных я выглядел кровавым маньяком, Малютой Скуратовым. Была одна песня, которую я отлично знал и она, как никакая другая подходила к нынешней ситуации. Сказав Сомову пару слов и дождавшись, пока он не вернулся с музыкальным инструментом, а это оказался аккордеон, подождал, пока не подтянулся остальной народ. Все собрались, послушать. Песни народ любил, и я негромко запел.

Враги сожгли родную хату,

Сгубили всю его семью.

Куда идти теперь солдату,

Кому нести печаль свою?

Пошел солдат в глубоком горе

На перекресток двух дорог,

Нашел солдат в широком поле

Травой заросший бугорок.

Стоит солдат — и словно комья

Застряли в горле у него.

Писал солдат: 'Встречай, Прасковья,

Героя — мужа своего.

Накрой для гостя угощенье,

Поставь в избе широкий стол.

Свой день, свой праздник возвращенья

К тебе я праздновать пришел…'

Никто солдату не ответил,

Никто его не повстречал,

И только тихий летний ветер

Траву могильную качал.

Вздохнул солдат, ремень поправил,

Раскрыл мешок походный свой,

Бутылку горькую поставил

На серый камень гробовой:

'Не осуждай меня, Прасковья,

Что я к тебе пришел такой:

Хотел я выпить за здоровье,

А должен пить за упокой.

Сойдутся вновь друзья, подружки,

Но не сойтись вовеки нам…'

И пил солдат из медной кружки

Вино с печалью пополам.

Он пил — солдат, слуга народа,

И с болью в сердце говорил:

'Я шел к тебе четыре года,

Я три державы покорил…'

Хмелел солдат, слеза катилась,

Слеза несбывшихся надежд,

И на груди его светилась

Медаль за город Будапешт.

Медаль за город Будапешт.

Тишина была оглушающей, бойцы ошеломленно смотрели на меня, песня проняла всех, у многих на глазах навернулись слезы.

— —Если мы не хотим, чтобы наши бойцы вот так возвращались после победы домой, то должны внушить фашистам, что ни одно их зверство не останется без наказания.

— —Товарищ капитан, а почему четыре года?

— —Потому, что война продлится 3–4 года, не меньше, сами видите, пока мы отступаем. Русские всегда долго запрягают… Пока соберемся, пока назад погоним, вот только если хотим выжить, то должны научиться воевать.

Младший политрук смотрел на меня, как на врага народа, зато капитан окинул задумчивым взглядом. Теперь хоть бойцы стали немного понимать мой приказ относительно пленного немецкого летчика.

Не знаю, может бог или боги благосклонны к нам, но ночью к нам вышли почти три десятка человек из 26-й танковой дивизии, все в той или иной степени могли управлять грузовиками, а семеро оказались механиками-водителями. Добыть еще технику было не сложно, сложно было найти тех, кто смог бы ею управлять. И до утра к нам вышло еще три десятка бойцов, их всех я после короткого опроса приставили к делу.

Глава 4

Утро следующего дня началось с дружеского визита к нашим боевым товарищам справа — танкистам 20-го мехкорпуса, а точнее 26-й танковой дивизии, а еще точнее 51-го танкового полка.

Встретил нас танкист высокого роста, со одной шпалой в каждой петлице. Капитан… на автомате отметил мозг, а сам я с огромным любопытством рассматривал этого человека.

— Что не глянулся?

— Да нет, просто удивился — с таким ростом и комплекцией и в танк…

— Это да… В «двадцать шестой» протискиваюсь с трудом. — И протянув широкую как лопатка пехотинца ладонь, представился: — капитан Якубовский!

Под черепом, рикошетом мелькнуло: «неужели тот самый?». Видно что-то такое отразилось на моем лице, так как прозвучал встревоженным голосом вопрос: — С вами все в порядке?

— Все нормально капитан. А как по батюшке?

— Иван Игнатьевич…

Бляха муха… он… Перед мной стоял будущий Маршал