орудий, приписанный к эсесовской дивизии. Наверное поэтому он был четрехбатарейного состава.

Всего мы «нажили» двадцать девять «Штугов», больше полусотни трехтонных «Блитцев», целых четыре «FAMO» с 20-ти тонными трейлерами, и много-много другого не менее интересного имущества и техники. Хорошо, что в этот рейд мы догадались прихватить запасные экипажи из практически безлошадной 26-танковой дивизии. Думали натрофеить танки, а оно получилось вона как…

Пока мы проводили смотр честно нажитому, политрук-корреспондент проявил пленки и напечатал с них по одному экземпляру фотографий. Все вышло так, как я и предполагал. Снимки были качественные — хрен им женевская конвенция! По одному, по двое мы стали выдергивать этих «героев» на допрос. Все пели как курские соловьи — вдохновенно и предельно откровенно. Хотя я и так был уверен, что именно уроды из этого подразделения уничтожили колонну нашего медсанбата, а после фото и кино материалов ни у кого больше сомнений не осталось.

Всего пленных было более полутысячи. Вспомнив свой ужасный немецкий, который я учил в школе и институте, не стал позориться и лично приступать к допросу. У десантников нашлось немало, более компетентных переводчиков, их все же специально готовили к работе в тылу противника. Но я от процесса не стоял в стороне.

С пятого на десятое, но мне удалось понять, кто именно нам попался, а также более подробно расспросить о нашей раздавленной колонне с ранеными. Немцы юлили изо всех сил, а один из них даже предложил свои услуги нам по сдаче в плен, обещав замолвить за нас словечко. Пока допрашивали пленных, ребята занялись самым приятным делом для солдата — отдыхом и сном. Мне же в это время пришлось напрягать мозг и вспоминать забытые немецкие слова, и с грехом пополам продолжать участвовать в допросах.

Все без исключения пленные категорически открещивались от изнасилования наших медсестер. Каждый из них заявлял, что он к этому непричастен. Решение пришло самое простое, с них просто содрали подштанники. У многих на ногах и нижнем белье оказались следы спермы. Факт был на лицо, вернее на ногах и одежде. Особо отличилась батарея которая входила в штат эсесовского моторизованного полка. Там не замазанных не было. Для них мы готовили особые условия.

Всех кого смогли изобличить отводили в сторону, и пока не трогали. Других после допроса отводили обратно. Как говорится все стало на свои места. К полудню в целом и общем трибунал закончил свою работу. Впереди был еще почти целый день и мы уже знали как его проведем.

Еще до рейда, капитан-десантник обмолвился, что у него неприемлемо много красноармейцев, которые еще не нюхали пороха по настоящему. И я сделал комбату предложение, использовать пленных из общей группы с пользой для его батальона. Читал я как-то у одного деятеля про «кукол». Вот пусть и послужат эти «герои» для усиления нашей мощи. Прошедший через такое солдат, уже не растеряется от вида крови во время боя.

Сначала он растерялся, но я сказал: — Дело твое, ты командир этим ребятам, но если это поможет им выжить, то надо это сделать!

До самого позднего вечера продолжались «гладиаторские» бои. Были и неудачи с нашей стороны. Если кто из десантников не тянул в такой схватке, то его не ругали, никто не смеялся. Просто командиры принимали решение и переводили в подразделения обеспечения — шофером, посыльным или помощником повара. Ну не дано человеку себя превозмочь… «Куклы» после полного использования притапливались тут же, как говориться не отходя от кассы. То-то, ракам и сомам будет пир…

На небосводе зажглись первые звездочки, а потому пришло время вынесения приговора. Рядом с братской могилой рос раскидистый дуб, а в трофеях мы нашли много хорошей веревки, потому я сначала думал приказать вздернуть всех оставшихся пленных на дерево. Уже и связали за связали им руки, и уже готовились вздернуть их, чтобы они едва — едва касались земли ногами.

После этого я приказал всем своим бойцам построиться рядом и сказал: — То, что мы все видели тут на дороге вчера, то, что эти нелюди сотворили с нашими ранеными и медсестрами, называется террором и геноцидом. Я уверен, такое происходит не только здесь, а везде, где находятся немецкие оккупанты. Их убедили, что они сверхчеловеки, а мы низшая раса, и все наше предназначение — быть их безмолвными рабами. Такое лечиться только одним способом, еще большим террором по отношению к оккупантам! Каждая из этих с#к должна знать, что ни одно их злодеяние не останется без нашего ответа и за все они заплатят нам самой полной мерой!

Основная масса бойцы видимо еще не поняла, что я задумал, но некоторые зная про расправу с немецким пилотом понимали, что ничего хорошего для пленных не будет. Мне самому было паршиво от этого, ведь я не садист и не маньяк, но я четко понимал, что поступить по другому было нельзя. Только так можно было вбить в головы противника мысль, что расплата за все их преступления неотвратима и она будет еще более страшной. Влив каждому в рот по стакану трофейного шнапса, чтобы сразу не загнулись от болевого шока, и каждому перетянув жгутом обе ноги выше колена, после чего их уложили на землю. Сев за рычаги штурмгешуца, которым они давили наших пленных я сам приступил к экзекуции.

Закончив с первым этапом, приступил ко второму с несколькими бойцами, которые взяли на себя эту тяжелую ношу. Мы по очереди подходили к каждому и ножом отрезали им их орудие преступления, после чего засовывали в рот и завязывали отрывком от одежды как кляп, чтобы не выплюнул. Бойцы и особенно пленные, до которых еще не дошла очередь, с ужасом смотрели за нашими действиями, некоторых из них вырвало при виде этого, многие от ужаса и страха мочили и пачкали штаны. Сам я, с трудом сдерживался, подавляя силой воли рвотные спазмы. Не знаю, как мы это выдержали, но второй этап нашего возмездия довели до конца, не давая им истекать кровью, а ее текло много, так как в паху кровеносных сосудов много. Остался последний — на кол…

В завершении, повесили нескольким пленным на шею табличку с надписью по немецки «Gewalttäter und Mörder», а чуть ниже по русски «Насильники и убийцы. Око за око, зуб за зуб». Кроме этого по одному экземпляру их фотографий, где они еще недавно были такие здоровые и веселые. Корреспондент запечатлел на пленку весь процесс казни. Ему тоже было плохо от происходившего, но он держался, не отворачивался и не закрывал глаза, как некоторые бойцы.

После случившегося, многие мои бойцы стали смотреть на меня со страхом, для них это было абсолютно невозможным, не то у них было воспитание и менталитет. Пришлось прикрикнуть на них, чтобы они вышли из ступора. Закончив такое неприятное дело, от которого самому было тошно, но по другому поступить я не мог.

Спустя час, еще более увеличившаяся в размерах колонна двинулась дальше в путь и выглядела она более чем внушительно. Немецкие машины и бронетранспортеры хорошо различались сверху, и теперь нас вполне можно было принять за немецкую колонну, что заметно снижало опасность авианалета, да и мобильные зенитки делали нас довольно кусачей добычей. ДШК, восемь наших 37-мм зениток и несколько спарок трофейных зенитных «эрликонов» — довольно приличная защита не только от случайных самолетов, но и от небольших групп.

По пути к нашей главной цели, нам еще несколько раз встречались наши уничтоженные на марше немецкой авиацией части. К сожалению хоронить погибших нам было некогда, да простят они нас, мне надо было заботится о живых, а мертвых, даст бог похоронят их добрые люди.

На этом последнем этапе нашего маршрута, ко мне на одной из остановок подсел наш врач и положил на походный столик два предмета — плитку шоколада и упаковку с таблетками, на подобии тех, в которых хранится нитроглицерин для сердечников.

— Что это?

— Наркотик. Если по научному метамфетамин или первитин. Дозировка что в таблетках, что в одной плитке шоколада три миллиграмма…

— Что еще можешь сказать?

— Наркотический препарат кокаиновой группы представляет собой кристаллический белый порошок, обладает насыщенным горьким вкусом, не имеет запаха, легко растворяется в жидкости.

Сильные наркотические ощущения длятся после принятия одной дозы от 12 до 16 часов. К основным симптомам употребления относятся психическое и двигательное перевозбуждение, необоснованный подъем настроения, сильно повышается либидо.

— Думаешь они это под кайфом сделали?

— Однозначно. Самое большое количество первитина я изъял именно в четвертой батарее. Они там все