притворяться дальше. Жаль, о чём говорят, не понятно. Еще через пару минут зазвенели бутылки в баре. Ну уж нет, если я с ним трезвым не могу разобраться, то с пьяным — вообще повешусь!

Завозилась на кровати, «просыпаясь». Все звуки тут же смолкли. Открыла глаза, с трудом садясь на кровати и морщась от вспыхнувшей ненаигранной головной боли. Бездна, приложил он меня «с любовью»!

Оглядела комнату. Да, парень сидел рядом с кроватью и смотрел на меня со смесью паники и страха. Взлохмаченные русые волосы, то ли серые, то ли голубые глаза и аристократические черты лица, когда каждый контур кажется тщательно прорисованным. Под моим осмотром парень сглотнул, но взгляд не отвёл. Не стала смущать, отыскивая накирийца. Конечно же, он стоял у минибара. И верхняя губа слегка блестела. Стало интересно, что из всего скопища бутылок он выбрал? Вымылся, надел штаны. Причём штаны ему как раз и по длине, и в поясе. Странно. Стоял и смотрел на меня. Нет, без страха. С вызовом смотрел, даже руки на груди сложил. С каким-то отчаянным вызовом, мол, давай, делай, что хочешь!

Нет, всё-таки я его не хочу. Я его боюсь!

Ещё полминуты понагнетала обстановку, вплоть до выступивших у накирийца желваков, и…

— Как я на кровати оказалась? Я же в душ пошла, — спросила у него растерянно и подозрительно.

Чёртова жалость. Ну не могу я парня ни за что ни про что избить! А ведь пожалею, вот седьмым чувством знаю, что пожалею ещё.

На одно мгновение в глазах накирийца проносится удивление, и тут же всё в нём меняется. Никакого вызова, никакой злости, идеально покорная и спокойная игрушка.

— Вы потеряли сознание.

— Когда?

— После того, как вышли из ванной.

И ведь не соврал. Всего лишь недорассказал, если вдруг всё «вспомню». Лев. Гордый, непокорный лев. Правда, грива не расчёсана. Вымытая, но спутанная и мокрая. Сам ты с этими колтунами не справишься.

— Иди сюда, — позвала, подвигаясь к краю кровати.

Подошёл. Даже на колени опустился, присаживаясь на пятки. Близко. Почувствовала его запах. Что-то горькое и пряное, навевающее образы давно забытого сказочного Востока.

Планировала влепить пощёчину за то, что выпил, но передумала. Старается ведь играть, зачем провоцировать? Ещё снова набросится. Да и не хочу. Настроения нет.

Потёрла ноющий затылок, и спину прошило волной боли. Дьявол! Нет, вот завтра я его точно выпорю: не потому, что для конспирации надо, а за дело. Паршивец! Бездна, как болит-то, придется таблетки пить, однозначно.

— Скажи ему, чтобы сходил помылся, — произнесла я, вставая и заходя накирийцу за спину. — И пускай тоже штаны наденет.

На мужской спине чуть резче проступили мышцы, выдавая напряжение, но вскакивать или оборачиваться он не стал и перевел всё сказанное парню, лишь слегка запнувшись, когда я отвела его волосы со спины.

Хлопнула дверь санузла.

Ну не всё так страшно и печально с оставленной мною раной. Но регенератор всё равно вколю, уже и Джони обмолвилась, да и шрамов оставлять на нём не хочу. Сходила к шкафу за шприцом и ампулой. Не выдержал, обернулся. Проследил все мои движения и только тогда склонил голову вновь.

Недоверчивый. Не стала никак комментировать. Аккуратно ввела регенератор и, взяв расчёску, вернулась на кровать.

— Спиной, — скомандовала накирийцу, очертив в воздухе рукою поворот.

Внимательный взгляд в глаза, на руки — но там только расческа, никаких опасных предметов, — долгое размышление и неторопливое исполнение. От него так несло настороженным ожиданием, что я не выдержала и легонько стукнула расческой по затылку. Вздрогнул всем телом. Осторожно покосился на меня, отчего сдержать смешок не вышло, и немного расслабился.

Положила волосы на колени и приступила к распутыванию. Накириец послушно терпел. Иногда морщился, иногда плечом дергал, но забрать волосы не пытался. Успех.

Через двадцать минут заметила, что его знобит. Регенератор, стало быть, действует?

— Холодно? — остановилась, наклонившись, чтобы увидеть лицо.

Глава 8

Но он отвернулся.

— Н-нет.

А зуб на зуб, разумеется, от тепла не попадает? Ах да, как там раньше говорили? Врагам не сдается наш гордый варяг. Вон и стакан стоит полным на полу. Собиралась ему одеяло на плечи накинуть, но раз такое дело… Самостоятельный, гордый, независимый. Да без проблем, сиди, мёрзни.

От колтунов я уже избавилась, осталось лишь расчесать. Медленно, с удовольствием пропустила пряди сквозь пальцы — словно шёлк. Накириец глубоко вдохнул, задержав в груди воздух. Приятно? Снова повторила действие и подключила расчёску, по всей длине, с лёгким нажимом. И вправду тёмно-фиолетовые отсветы. Так и хочется снова их всколыхнуть, чтобы насладиться цветовой игрой. Растягивая движения, прошлась расчёской от висков к самым кончикам, испытывая горячий прилив удовольствия. Даже кончики пальцев покалывает. Накириец немного подался назад и откинул голову вслед за моим движением.

Наклонилась, согревая открытый изгиб шеи дыханием и прикасаясь губами, лаская языком, слыша в ответ жаркий стон… Нет, нет, к счастью, это только фантазии! Раздражённо встряхнула головой и случайно дёрнула расчёской.

— И… иди отсюда, — едва не извинившись, поменяла ответ.

Накириец непонимающе обернулся. И снова этот взгляд, когда золотистые омуты темнеют до горящего янтаря. Нет. Нет! Мне просто кажется! Почти насильно заставила себя отвернуться и наткнулась взглядом на парня в углу.

— Почему одежда так хорошо на вас сидит?

— По причине того, что одежда принадлежит нам, — незамедлительно звучит вежливый ответ.

Так я ещё и случайно их комнату заняла? Саркастический смешок сорвался с губ.

— Это судьба. Не иначе.

Накириец ничего не ответил, а парень от моего внимания стушевался и занервничал. Космос, подойти бы, провести успокаивающе по голове, по спине, поцеловать в висок, согревая простым человеческим теплом, успокаивая. Только после первого же шага в этом направлении мне свернёт шею один очень заботливый и опасный. Вздохнув, отвернулась.

Накириец же, напротив, развернулся, садясь ко мне вполоборота. И мне понравилась его поза. А кому бы не понравилось видеть льва у своих ног? Нет, надо быть честной с собой. Нравится. Вот только дрожь не нравится. Что стоит попросить одеяло? Гордая независимость?

Наклонившись, вплела руку в волосы, оттянула назад. Совсем немного. Не знаю, зачем. Хочется именно так. Чтобы смотрел с лёгкой настороженностью.

— Думаю, ты хочешь что-то попросить, — спустилась до таинственного полушёпота.

Зрачки расширяются и сужаются… расширяются и сужаются… как живые пульсары.

— Если вы изволите желать, чтобы я что-то просил, прикажите, что.

Вот как. Бросать вызов, разыгрывая из себя саба, — это нечто. И взгляд под стать: холодное высокомерие. Ждёшь, что побегу тебя плетью стегать? Визгливо раскричусь, вопя о твоей