— И куда врачи смотрят? Разве можно тебя выписывать, тыж дура дурой.

Несмотря на мои увещевания и даже угрозы, Валька осталасьнепреклонной, в день ее выписки мы простились навеки и больше никогда невиделись. Хотя какие наши годы, может, еще и доведется встретиться вкакой-нибудь психбольнице.

Вальку выписали, и хоть была самая настоящая весна, городскиепсихи вели себя тихо, обострений не наблюдалось, палаты были наполовину пусты,а я так и осталась без соседки. Поэтому и обратила внимание на Дока.

Кличку он получил задолго до моего водворения здесь.Конечно, при больных никто из персонала его так не называл, но мне ведьразговоры не нужны. Док был врачом и, по-моему, наполовину психом. Состранностями, одним словом. Лет сорока, невысокий, худой, задумчивый, чтоназывается, «весь в себе», лицо интеллигентное, красивое, даже лысинавыдающихся размеров впечатления не портила. Он носил очки, постоянно держалруки в карманах халата, а слушая, склонял голову набок, почти к самому плечу.Говорил мало, тихо и ласково, в отделении его все любили: не только больные, нои персонал, что было делом выдающимся, вообще-то народ здесь друг друга нежаловал.

Ко мне врачи относились чутко, а он и вовсе изо всех силстарался вдохнуть в меня бодрость и оптимизм, хотя у самого с этим былонегусто. Док недавно развелся с женой, у которой, как выяснилось, уже года трибыл любовник. Детей супруги не имели, в общем, был он один-одинешенек и жизниособо не радовался. На жену не обижался, считал во всем виноватым себя, потомучто с некоторых пор у него были проблемы, причем такие серьезные, что с нимитолько к врачу, а Док, как ни странно, лечиться не желал, стыдился и маялся,что мне было совершенно непонятно. Ведь сам врач и должен понимать. Но непонимал.

Так как Док, будучи на редкость одиноким, никуда не спешил,этим беспардонно пользовались все кому не лень, и работал он за двоих. Когда унего было время, заходил ко мне, и мы подолгу беседовали. К этому моменту чужиемысли мне здорово надоели: по большей части в них не было ничего интересного. Ия начала тренироваться в другом направлении: училась не обращать на них внимания.

В мысли моего лечащего врача я не лезла, считая этонеэтичным, зато разговаривала с ним с большой охотой. Вальки рядом не было,никто мне не талдычил об избранности, и я испугалась: а вдруг это вовсе никакойне дар, а просто я свихнулась окончательно и бесповоротно. В соседнем отделенииу нас Наполеон лежит, у него что ни день, то Ватерлоо, а я вот — мысли читаю…Если я точно спятила, так лечащий врач должен был это приметить, кому и знатьтакие вещи, как не ему.

Я решила поговорить с Доком при первом удобном случае.Таковой подвернулся очень скоро. Док зашел ко мне вечером, во время своегодежурства, бодро улыбнулся и сел на стул, придвинув его ближе к кровати.

— Вижу, настроение у вас неплохое, — заметилон. — Может, перевести вас в третью палату к Новиковой, повеселее будет?

— Спасибо, пока не скучаю, — заверила я, помолчаланемного и задала вопрос:

— Леонид Андреевич, чего мне здесь кололи?

— Что? — насторожился он.

— Ну… какие лекарства?

— Обычные лекарства, — нахмурился он. — А вчем дело, Варя?

— Док, — брякнула я, — как считаете, ячокнутая?

— Нет, разумеется. Хотя в какой-то степени все мынемного сумасшедшие. А вот Доком называть меня не стоит, я так полагаю, этосокращенное «доктор», а я врач. Разницу между врачом и доктором вы, какграмотный человек, должны знать.

— Знаю, — согласилась я. — Извините, нечаянновырвалось, вас так все зовут, я имею в виду персонал, и мне нравится вас такназывать, потому что в детстве я фильм видела «Моя дорогая Клементина» с ГенриФондой в главной роли… Не помню, кто там играл Дока… очень мне фильм нравился иэтот самый Док. Потом американцы еще фильм сняли по тому же сюжету, и актерыклассные, а всё не то… Может, просто детство кончилось?

— Наверное, — невесело усмехнулся он. — Афильм этот я прекрасно помню, хороший фильм. Что ж, если хотите, зовите Доком,я не против.

— Спасибо… — Я немного понаблюдала за мухой на стене иосторожно спросила:

— Значит, окончательно я не спятила?

— Почему вы спрашиваете, Варя? — вроде бызабеспокоился он.

— Док, вы только санитаров сразу не зовите… дело в том,что я могу читать чужие мысли… По голове меня много раз били, и она, конечно,ослабла, вот я и решила, может, сей факт в сочетании с каким-либо лекарствомдал такой эффект? Думать о том, что я попросту свихнулась, как-то не хочется.

— Вы это серьезно? — промолчав пару минут, спросилон.

— Еще бы. Хотите скажу, о чем вы сейчас думаете?

— Попробуйте, — слабо улыбнулся он, и я сказала.Док густо покраснел, извинился и ушел, но санитаров не вызвал, и это вселялонадежду.

Появился он только через два дня (правда, на обходеприсутствовал, но в мою сторону вроде бы даже не смотрел), вошел, сел на стул,нахмурился и сказал:

— Это невероятно.

— Точно, — согласилась я. — Какой-тонаркотик, а, Док? Не может человек ни с того ни с сего начать читать чужиемысли.

— Травма, стресс, лекарства… Бог знает! Хотя лекарствабыли самые обычные.

— И я точно не спятила?

— Варя, — укоризненно покачал он головой. —Случай совершенно невероятный… Возможно, ученые смогут разобраться…

— Вы что, — перебила я, — хотите сделать изменя подопытную крысу? Вот уж спасибо.

— Но… — Ладно, сделаем вид, что это была неудачнаяшутка. В целом вы меня утешили: с точки зрения лечащего врача, я не спятилаокончательно, а там сама разберусь.

— Но… это так необычно…

— Чего вы боитесь? — перебила я.

— Я боюсь? — Он вроде бы удивился.

— Док, — поморщилась я. — Вы что, забыли?

— Ах да… Жутковато немного, когда знаешь, что кто-тоспособен читать твои мысли.

— Но ведь не это вас беспокоит?

— Возможно…

— Ясно. — Я тяжело вздохнула и наставительноизрекла:

— Хорошую информацию добыть непросто, а сделать с нейчто-нибудь путное и того труднее. Улавливаете, Док? Вокруг меня обычные люди, имысли у них обычные. Конечно, у каждого есть секреты, но они вполне естественные…В общем, все довольно скучно.