– Снегур, ты рассольник будешь?

– Разумеется, буду, – отозвался он. – А что это?

Я улыбнулась холодной кастрюле. Из головы иногда вылетает, что общаюсь я не с самым обыкновенным молодым человеком.

– Суп такой. Будешь?

– Разумеется, буду! А что такое суп?

– Сейчас тебе тарелку разогрею, попробуешь.

Следующий час я занималась подарками в одиночку. Мой вроде как работодатель был выведен из строя на все это время – повезло еще, что просто суп закончился. Он сначала попробовал, потом громко восхищался:

– Ничего себе! А что это плавает? Кусочки соленого огурца? Я такие в оливье видел!

– Да уж, тебе после твоей однообразной диеты и манная каша показалась бы амброзией…

– А можно еще? Теперь понимаю, почему папа любит забегать на человеческие праздники! Нам-то чесал, что это от доброты к людям, но на самом деле он все это время наслаждался рассольником!

Сильно сомневаюсь, что суп подают на праздничных столах. Но этим откровением я ошарашу его чуть позже.

Я только потом с опозданием поняла, что он остатки супа даже не разогревал после холодильника – но, возможно, Морозовичу так даже вкуснее. Надо будет завтра Снегуру яичницу пожарить – он вообще от счастья обалдеет.

Мы работали буквально двое суток напролет. Когда я совсем выматывалась, забиралась на диван, накрывала голову подушкой и дремала пару часов. А потом сползала, готовила бутерброды с колбасой и снова садилась за подарки. Снегур признался, что тоже любит поспать, как обычный человек, но сейчас ему некогда развлекаться. Мы отложили просмотр его спящим тоже на первое января.

Только тридцать первого числа кучи вроде бы начали уменьшаться, то есть мы успевали. Готовые и упакованные коробочки Снегур перемещал куда-то – то ли в родной замок, то ли в подпространство, иначе мы бы весь город ими завалили.

Иногда заказанных подарков достать не удавалось, тогда мы заменяли их альтернативой, иногда в шелестящую бумагу приходилось упаковывать целый велосипед. Красивый, кстати говоря, розовый – вот какой-то Олесеньке повезет!

– А у меня в детстве велосипеда не было, – припомнила я. – Теперь до пенсии страдать, ведь говорят так: «Если у тебя в детстве не было велосипеда, а теперь есть машина и личный самолет, то в детстве у тебя все равно не было велосипеда».

– У меня тоже не было, – парень пожал плечами. – У нас там вообще велосипеды без надобности. Зато у меня были санки.

– О, санки и у меня были! – вспомнила я.

– Ну вот, у всех было что-то свое. Так что каждый выбирает сам – страдать по этому поводу или нет. А электрочайник тут зачем? Неужели кто-то из детей захотел электрочайник? А, все, нашел. Это студенты из общаги коллективный запрос накатали.

– Студенты возрастной ценз не проходят! – возмутилась я. – Какие же они дети?

– Не будь занудой, Оля. Дед Мороз обязан иногда творить внебюджетные чудеса.

Я, зевая, повела пальцем дальше по списку:

– А здесь у меня странная строчка. Мальчик Коля просит… маму?

Я отыскала в порядком иссякшей кучке письмецо, написанное корявыми буквами, и на нем застыла, перечитывая и соображая. Во многих словах были ошибки, потому потребовалось сосредоточиться, разбирая: «Здравствуй, Дедушка Мороз! Вряд ли ты на самом деле есть. Но если ты есть, то не мог бы ты снова подарить мне маму? Нам с Сашкой очень не хватает мамы, он постоянно ревет как дурак. И папа иногда ревет как дурак. Я устал им объяснять, что ее забрали на работу к ангелам».

И перед подписью еще корявее: «За полугодие у меня не вышло ни одной тройки! Это учитывается? Я думаю, что тетя Галя про ангелов мне наврала».

Мне стало больно и как-то слишком реалистично. Как если бы я все еще витала в своей приятной фантазии и вдруг она рухнула на пол, как красный стеклянный шарик, разлетевшись вдребезги. Это все по-настоящему! И какой-то мальчик Коля с каким-то там Сашкой не ждут машинку или приставку, им нужно чудо, на которое не способен даже самый добрый старик с золотистой бородой. Я опустила взгляд, чтобы унять эмоции, но спросить все-таки пришлось:

– Что же мне для него положить?

Но Снегура ситуация не выбила из колеи, как меня:

– Самые сложные случаи я разобрал еще до твоего появления, их нельзя откладывать, этот по ошибке пропустил. Таким детям не нужно ничего из того, что мы можем дать. Потому вдохни в конверт любовь и запечатывай. Поверь, это помогает.

– Вдохнуть любовь? – я уставилась на него. – Как это? Где ее взять?

– Накопить, конечно, – он мягко улыбнулся. – Почувствовать и выдохнуть, чтобы кто-то еще смог ее получить.

– Нет, я пока вашу магию не освоила, – раздраженно призналась я и переложила конверт к нему ближе. – Давай сам, чтобы наверняка.

– Да я устал уже, Оля. Я же этими подарками занимался все время, пока тебя не было.

– Еще скажи «Пока ты прохлаждалась»! – совсем разозлилась я. – Я тоже, между прочим, устала! И не за эти два дня. Я целый месяц вкалывала, чтобы в меня в итоге плюнули! И что же я делаю, когда мне было положено неделю страдать? Помогаю тебе!

– Стоп-стоп! – он вскинул руку. – Кажется, кто-то копил обиду и нашел виноватого? Отложи пока это письмо, Оля, потом разберемся. Может, к отцу слетаю – у него обычно любви на тысячу зарядов подряд хватает. Хотя сейчас он точно не в лучшем состоянии.

Я убрала конвертик с запиской за спину, решив вернуться к нему позже, и не заметила, как засунула под диван. Взялась за другую посылку, говоря как будто между делом:

– Ты это… извини. Кстати говоря, сын Деда Мороза, а ты можешь подарить одной отличнице новую работу?

– Посмотрим, – пробухтел он весьма забавно. – Уже бы смог, если бы эта отличница не имела привычки на меня орать.

Вся новогодняя ночь прошла в хлопотах и сказочной необычности. Я подписывала последние подарки, когда Снегур уже начал их распределять по адресам. Он сосредоточенно щелкал пальцами – и коробки исчезали в воздухе. Иногда он и сам растворялся в пространстве – я несколько секунд хлопала глазами, но он почти сразу возвращался с новой партией и заново принимался за магическую рассылку.

До утра ему отдыха не будет, а я успела поудивляться, устать удивляться, поспать часок-другой, настрогать оливье. Когда он заскочил в очередной раз – предложила перекусить, но Снегур демонстративно от салата поморщился. Пришлось варить рассольник.

В шесть утра я уснула на разложенном диване с чистой совестью человека, который за всю предыдущую жизнь не сделал и десяти процентов хорошего от того, что устроил за последние два дня. И не захотела просыпаться, когда Снегур рухнул рядом и потянул край одеяла на себя. Вряд ли ему бывает прохладно, но ведь это так здорово – сопеть рядом, завернувшись в одно одеяло.