– Надеюсь, страдает! – припечатала женщина. – Я его горой придавила, до следующего Нового года не выберется. А вы не могли заниматься этим своим сексом в родовом замке? Гляньте на них, нашли тоже кого стесняться. Да я нарушала общественную мораль до того, как люди придумали слово «мораль»! Зато хоть не чувствовала бы себя брошенной и всеми покинутой в тупом квадратном километре резного льда! Разве я вам помешала бы?

Ответа, по-моему, не требовалось, если она даже сюда без стука ворвалась. Теперь я наконец-то осознала единственный недостаток Снегура – на такую свекровь не каждая отчаянная душа согласится. И она такими глазами уставилась на меня, что колени затряслись. Ее сын опомнился:

– Мам, это Оля. Вы ведь не успели познакомиться? И нам с Олей теперь не хочется возвращаться к вам, сама должна понимать. В гости будем заглядывать.

Она молча мерила меня леденящим душу взглядом. Я не придумала ничего лучше, кроме как сказать:

– Может, рассольника хотите? – вспомнила и совсем расстроилась: – О черт, он же как раз опять закончился. Тогда выпьем горячего чая? А вам вообще можно горячее? – я застопорилась, так и не определившись с обращением, но потом решила задать самую высокую планку: – Ваше величество.

И вдруг она плавно махнула рукой, а неожиданные слова произнесла с тем же равнодушием:

– К чему этот официоз, Оля? Зови меня по имени!

Я вкрадчиво поинтересовалась:

– А то самое имя не подскажете?

– Королева, конечно! Да уж, невестка попалась не из самых одаренных…

Я попыталась не усмехнуться. Трудно вообразить, какое при таком имени может быть отчество. Королева направилась на мою кухоньку, осматриваясь:

– У меня спецдиета, потому я угостилась бы оливье.

– О, как раз осталось с новогодней ночи! – обрадовалась я хоть какому-то прорыву. – Вы присаживайтесь!

– Ну ладно, – она презрительно осмотрела старый табурет. – Воцарюсь на этом троне, а ты пока все о себе рассказывай, я сгораю от любопытства. Похоже, ты великолепная хозяйка, раз смогла без помощи магии приготовить оливье?

У меня щеки зарделись от смеси эмоций: радости от похвалы, недоумения и остатков смущения.

– Я много чего готовить умею! И картошечку жареную, и макарошки…

Она перебила – как будто горло мне ледяной стрелой проткнула:

– А вот хвастаться не надо, Оля. Все-то она умеет, видите ли, – Королева скривилась в сторону. – Я, может, тоже макарошки умею, просто никогда не пробовала. Но ладно, высокомерие ценю, потому сочту за плюс.

Снегура ее вторжение, кажется, вообще не беспокоило. Он уперся плечом в проем и с расслабленной улыбкой слушал наш разговор, вообще не напрягаясь и не вмешиваясь. Я же места себе не находила. И вопрос мой был совсем неуместен, но он вырывался наружу:

– То есть вы… одобряете?

– Что одобряю? – она свела брови. – Ваши отношения? Тебя? Да я бы уже даже осиновое бревно одобрила, если бы мой сын был любителем природы. А тут живая человеческая самка, которую только магией оснастить – и на пару тысячелетий хватит. Я же мать, Оля, а любая мать хочет одного.

– Счастья для своего сына? – поняла я.

Но, видимо, не угадала, поскольку она ответила почти презрительно:

– Какое мне дело до вашего счастья? Но маленьких снеговичков понянчить не откажусь! А то от Снегуриты не дождёшься – то у неё карьера, то борьба за экологию, то борьба с экологами, что бизнес давят, то «мне и восьмисот не исполнилось, часики еще не тикают». Они там на Аляске все отмороженные?

Вопрос был адресован мне, пришлось ответить:

– Понятия не имею.

Но Королева продолжала сокрушаться:

– Дети вообще не понимают, что часики не у них должны тикать, а у молодых и все еще прекрасных бабушек! Эх, как же давно мы с моим Морозищем о таком счастье мечтаем… Он же воплощение доброты, которого столько людей «дедом» называют. Только представьте, каким ужасающе заботливым он станет дедушкой. Меня заранее тошнит.

Я сглотнула, не вполне уверенная, что в ближайшие тысячу лет захочу рожать именно снеговичков. Но кто знает? Особенно если они на их папу похожими будут. Я с этой мыслью на Снегура и глянула, заодно не забыла прокричать от нового приступа паники. Когда-нибудь начну привыкать, но пока воплощающийся в моей прихожей Дед Мороз вызывал лишь страх и трепет.

– Уже откопался? – заметила его и Королева. – Ты с годами становишься все быстрее.

Мужчина недовольно попыхтел в бороду и в нее же что-то пробурчал.

– Что ты там мямлишь? – заинтересовалась его супруга.

– Изняться шел, – просопел он, резко вдохнул и повторил громче: – Извиняться пришел! Без тебя, родной моей стервозины, сердце на место так и не встает. У меня ж работа такая – всему миру любовь дарить, а без лада с тобой ничего не получается.

Королева вытянулась прямо на табуретке вверх, она не улыбалась, но в глазах заплескалось довольство. И в голосе появилась капля теплоты, хотя, конечно, лучше на этом внимание не акцентировать:

– То есть признаешь, что был не прав? – она делала вид, что очень заинтересована разглядыванием кухонной плиты.

– Честно говоря, я признаю, что даже не помню, почему мы поссорились, – выдал он и спешно добавил: – Но я был очень в том деле неправ! До сих пор стыдно!

Королева поднялась на ноги и царственно поплыла к мужу мимо бесшумно смеющегося сына. Дед Мороз наконец-то заметил и меня, а то был сосредоточен на собственных переживаниях:

– А я тебя помню, девица со странными шутками! О, гребучий холодец, неужели можно начинать ждать маленьких снеговичков?!

Ему подпрыгнуть от восторга не позволила супруга, которая как раз на излете его поймала и растворила обоих в воздухе. Мириться, наверное, спешат.

Я некоторое время рассматривала пустую прихожую, потирая висок.

– Снегур, я очень рада, что ближе познакомилась с твоей семьей, но менее странными они выглядеть не стали.

– Это потому, что ты еще с остальной родней не общалась! – ответил он из-за спины. – Чего только дядя Кощей стоит. Мои в сравнении тебе покажутся приличными людьми.

Я содрогнулась и хотела переспросить, а кого еще мне предстоит встретить в этом адском заповеднике, но вдруг вспомнила:

– Письмо! Мы ведь забыли про письмо Коле! Верни отца, пусть он вдохнет в конверт любовь!

Но Снегур обнял меня сзади и подтолкнул к дивану:

– Уверен, нам и самим хватит. Неужто ты ее не чувствуешь? У меня любовь уже даже из ушей торчит, разве ты ее не видишь?

Признание в любви я засчитала, но вот ее передача бумаге показалась мне нелепым занятием. Мы, глядя друг другу в глаза, по очереди подышали внутрь конверта. Сомневаюсь, что именно у меня хоть какой-то результат получился – меня же еще не оснастили обещанной магией.