- Ой, елки зеленые! Ну какие вопросы? Ты совсем очумел? Онаменя лечит. Она мой врач. Что ты к ней привязался?

- Почему она согласилась везти тебя домой? Она врач, но нешофер. О чем вы говорили по дороге в машине?

- О лечении говорили. Об операциях. О чем еще?

- Она была рядом, когда я тебе звонил. Она дважды быларядом. Ты говорила со мной при ней, в ее машине. Она спрашивала, с кем тыговоришь?

- Да ничего она не спрашивала. На хрен ты ей сдался! -Анжела опять сорвалась на крик.

- Потише, девочка,- мягко напомнил Шамиль.

- Извини, - прошептала Анжела.

- Ничего, малышка. Но вообще я не люблю, когда ты кричишь. Почемуона согласилась отвезти тебя домой? - повторил он задумчиво, словно спрашивалсебя самого.

- Да просто так! Я попросила, она согласилась. Больше некомубыло. Генка заболел и денег не оставил ни копейки. Мне что, на метро надо былоехать?

- Ладно, лапушка. Успокойся и попытайся вспомнить оченьподробно, о чем ты говорила с докторшей. А я позвоню тебе на днях.

Анжела вышла из ванной, выключила телефон и отбросила его,как будто он был мерзкой лягушкой. Правда, отбросила осторожно, не на пол, а намягкий диван и уже через несколько минут опять включила, положила в карманхалата и больше не выключала.

"А что будет, если при следующем звонке не уйду вванную? - подумала она. - Моя квартира утыкана маленькими микрофончиками. Ониповсюду. Они как тараканы. В детстве я больше всего на свете боялась тараканов.От них не было спасения, они выползали из всех щелей в доме моих родителей,стоило погасить свет. Их травили, приходилось уходить из дома, и потом неделю увсех болела голова. А тараканам хоть бы что. Интересно, когда-нибудь я поживунормально, как человек, а не как подстилка чеченского террориста? Впрочем, чтозначит нормально? Где бы я была без Шамиля, без своего нежного, щедрогоШамочки? Пела романсы в ресторанах? Грызла бы стеклянные стены, пытаясьпрорваться в большой шоу-бизнес?"

Она уселась в кресло, принялась листать журналы. Наглянцевых страницах пестрели фотографии ее знакомых. Журналисты все так жещелкали знаменитостей на модных тусовках. Знаменитости все так же улыбались, менялитуалеты, выкидывали всякие двусмысленные фортели, подогревая интерес публики.

Мальчик с козлиным фальцетом женился на шестидесятилетнейзвезде, которая в советские времена пела лирическим басом песни о России, атеперь после десятка пластических операций решила опять выскочить на сцену. Вжурнале три разворота были заняты интервью с молодоженами и фоторепортажем сосвадебного торжества. Звезда, давно пережившая климакс, застенчиво поведалакорреспонденту or своей беременности. Зачем, интересно? И как потом она будетвыкручиваться? Купит младенца или возьмет напрокат?

Молоденькая безголосая дурочка, которую патронировалкакой-то бандитский авторитет, была заснята в обнимку с холеной короткостриженной дамой. Подпись под снимком гласила: "Такая-то с близкойподругой". Скорее всего, никакой близости там не было. Безголосая дурочкаобожала мужиков, однако голубизна и розовость не выходили из моды.

"Эстрадная популярность - это акула, которая должнапостоянно жрать парное мясо живого скандала. Так выпьем же за скандалы!"Анжела со злорадным удовольствием вспомнила фразу, произнесенную на пьянке взакрытом клубе каким-то истасканным продюсером. Кажется, его тогда не поняли. Сним не согласились. Все присутствующие предпочитали рассказывать в интервью освоих сложных художественных исканиях, о вдохновении и каторжном труде, о чуде,о Божьем даре.

Этот мир, с его фарфоровыми улыбками, силиконовыми грудями,оголенными спинами, бесконечно перекрашенными волосами, с его томным враньем, сего запредельной наглостью, с его прожорливым цинизмом, не стоил жизни исвободы маленькой девочки Анжелы, которая выбегала пописать на снег и смотрелана звезды со дна бескрайней тайги. Он мизинца ее не стоил, этот паршивый мир.Он так просто, так безжалостно забыл о ней, выплюнул, как косточку от сливы.Разглядывая фотографии в журналах, она видела свою тонкую грустную тень заспинами веселящихся знакомых и мучительно ненавидела их, и больше всего насвете желала вернуться к ним не тенью, а живой и невредимой звездой.

Перевалило за полночь. Домработница Милка легла спать.Анжела отбросила последний журнал, погасила свет. Хотелось свернутьсякалачиком, но лежать она могла только на спине. Балконная дверь былараспахнута. Волна свежего сладкого воздуха залила комнату, ударила в ноздри.Анжела стала дышать глубоко, медленно, по старой детской привычке приняласьнапевать про себя песенку: "Спят усталые игрушки". Но все никак немогла успокоиться и уснуть. Она не чувствовала ничего кроме озноба, одиночестваи страшной ватной слабости.

Тишину двора нарушал странный звук, монотонный и тоскливый.Сначала Анжеле показалось, что это воет ветер, но потом она стала различатьотдельные слова и не просто слова. Это был богатый, выразительный матерныймонолог. Одинокий женский голос в пустом дворе проклинал весь мир и всех людейего населяющих, отдельно мужчин, отдельно женщин и даже детей. Напряжениемонолога нарастало, и после громкого, пронзительного вскрика неожиданно вступилвторой голос, спокойный, взрослый, рассудительный:

- Ну перестань, перестань, ты же большая девочка, все будетхорошо, не надо ругаться, успокойся, тебе баиньки пора.

- Нет! - громко всхлипнул первый голос. - Всех ненавижу!Жить нельзя! - И опять поток грязного, отчаянного мата.

Анжела довольно долго лежала и слушала. Наконец невыдержала, встала, вышла на балкон. Во дворе, в кругу фонарного света, стоялаодинокая нелепая фигура. Это была районная сумасшедшая Дуня, женщинанеопределенного возраста, вся в рюшах, бантиках, в детских разноцветныхзаколочках. Анжела часто видела ее у булочной, у аптеки, во дворе на лавочке, угаражей-ракушек. Однажды она подошла совсем близко и попросила сигарету. У еепричудливо изуродовано лица был огромный, растянутый в вечной улыбке беззубыйрот, раздвоенный плоский нос. Один глаз почти полностью затянут синеватымгладким веком, другой широко открыт. Сейчас она стояла одна в пустом дворе иразговаривала разными голосами, словно играла сама с собой в дочки-матери.

Анжела вернулась в комнату, закрыла балконную дверь и сталотихо.

Наталья Марковна знала, что в Москве началась активнаяработа по устранению опасности. В чем именно заключается эта работа, онапонятия не имела. Владимир Марленович сказал, что заплатил Мише Райскомусолидную сумму и теперь все в порядке. Когда они вернутся в Москву, проблемабудет решена.