Новейший английский обезболивающий препарат началдействовать через десять минут. Двух таблеток хватало на шесть-семь часов.Владимир Марленович встал под душ, почистил зубы, прополоскал рот сильнымантисептиком с мятным ароматом, вылил на губку душистый гель, принялся натиратьсебя пеной, при этом бодро напевая какую-то случайную мелодию, как делал этовчера, и месяц назад, и год, и десять лет назад, словно ничего не изменилось.

* * *

Цепляясь за колючий кустарник, Стас едва удержался на крутомсклоне. В нескольких метрах от него вилась тонкая незаметная тропинка. Труднобыло представить, что кто-нибудь -мог по ней пройти. Стас вскарабкался наверх ис небольшого безопасного пригорка увидел кабину трейлера совсем близко. Бликисолнца не помешали ему разглядеть лица водителя и его спутницы. Хорошо, что онуспел ухватиться за толстый оливковый сук, иначе непременно полетел бы впропасть кубарем, потому что рядом с бородатым греком сидела белокураячерноглазая женщина, красивая, как фотомодель, и отлично ему знакомая.

С ловкостью, невероятной для такой многотонной громадины,трейлер миновал опасный поворот, проехал мимо Стаса, обдавая бензиновым жаром,и помчался вперед.

- Сэр, с вами все в порядке?-услышал Стас сквозь грохотмотора и звон в ушах. - Вам нужна помощь? Мы можем вызвать врача, больницаздесь недалеко.

Рядом с ним стоял старик из закусочной, через дорогуприближались еще несколько греков.

- Вы успели увидеть номер? - спросил старик, заглядывая емув глаза. Надо сообщить в полицию.

От волнения старый Спирос так хорошо заговорил по-английски,что подбежавшие соседи удивились. Стаса под локотки отвели назад, в закусочную.К счастью, он не успел выехать из деревни. Жена хозяина и еще какие-то старухизахлопотали вокруг него, возбужденно переговариваясь по-гречески. Ловкорасстегнули и сняли шлем, зачем-то принялись махать перед его лицом газетой. Онзалпом выпил рюмку метаксы, поданную чьей-то сморщенной рукой, ощупал себя впоисках телефона и долго не мог отцепить его от пояса.

- Полицию мы уже вызвали, - сообщила ему на ломаноманглийском одна из старух.

- Зачем полицию? - тупо спросил Стас, включил телефон,набрал номер отцовской виллы и через минуту услышал сонный бас охранникаНиколая. Заплетающимся языком произнес название деревни и попросил приехать заним как можно скорее. Охранник поинтересовался, что случилось, но Стас неответил, он едва успел отключить телефон, вскочил, бросился в туалет. Егодолго, мучительно рвало. Потом стало немного легче. Он умылся холодной водой,вышел, уселся за столик.

- Этого не может быть, - сказал он по-русски, глядя в добрыеглаза старого грека, который подошел к нему и участливо наклонил голову.

- Что?- переспросил Спирос по-английски. - Еще метаксы?Воды? Кофе?

- Просто у меня начались настоящие глюки, - спокойнообъяснил Стас, - во-первых, никто не знает, что я здесь. Во-вторых, онираздумали меня убивать. В-третьих, я ведь здорово накурился марихуаны, а вчерапринимал экстази. Конечно, меня заглючило. Это шиза какая-то, заглючило меня, ивсе дела...

- Извините, какой это язык, сэр? - тревожно улыбнулся старыйгрек.

Вдали послышался тонкий вой полицейской сирены. Стас закрылглаза и откинулся на спинку пластикового кресла. Больше всего на свете емухотелось, чтобы его оставили в покое.

Все как будто сговорились постоянно напоминать ему о томкошмаре, который пришлось пережить в Москве. Каждое утро он уезжал из дома,носился по острову на своем мотоцикле и возвращался поздно вечером, надеясь,что все легли спать. Но они не ложились, ждали. Ему было тошно оставаться навилле с родителями. Ему не нравилось смотреть на отца и вообще находиться с нимрядом. Чем-то нехорошим пахло от любимого папочки, чем-то совсем новым,тревожным и таким нездоровым, что запах улавливал даже нечуткий нос Стаса. Онинстинктивно боялся заразиться и избегал отца.

Мать ныла, лезла с разговорами, прислуга косилась как напрокаженного.

В крошечном городке, неподалеку от виллы, у самого въезда,был пункт проката автомобилей. Два дня назад Стас остановился, чтобы поменятьтам деньги. За хлипким конторским столом, заваленным цветными каталогами сфотографиями машин и ценами, сидела грудастая женщина в белой футболке.

- Почему вы такой грустный?- спросила она по-английски,отсчитывая ему бумажки.

Он взглянул на нее внимательнее и обомлел. На скуластом лицесветились голубые скандинавские глаза. Короткие волосы выгорели до льнянойбелизны. Большой подвижный рот, пухлые мягкие губы. Она была некрасивая,широкая, грубая, но вся литая, глянцевая, смугло-розовая. Под тонкой футболкойжила своей отдельной, свободной от лифчика жизнью шикарная упругая грудь.

У Стаса пересохло во рту. Глаза его стали излучать томноесияние, голос приобрел глубокие бархатные нотки. Он ослепительно улыбнулся исообщил, что ему надо взять напрокат самую дорогую машину, но не сейчас, ачерез неделю. Она принялась листать каталоги, расхваливать автомобили. Он вответ понес совершенную околесицу, рассказал, как в прошлом году в Испании взялджип, у которого оказались внутренности "Запорожца". Она, конечно, неимела понятия, что такое "дзяпорожитс", и он, усевшись напротив,принялся смешно объяснять, наслаждаясь ее хриплым смехом и тягучим томным"О-о, ю киддинг!".

Стас чувствовал, что уже не говорит, а поет и слова не имеютзначения. Он мог врать как угодно, она сердцем услышала его древнюю утробнуюпесенку, как тетерка сквозь чащу слышит требовательный брачный зов тетерева. ..

Через десять минут он уже знал, что она из Швеции, зовутМатильда, двадцать четыре года, зимой учится в Стокгольмском университете,третье лето подряд приезжает сюда подрабатывать. Всегда мечтала познакомиться снастоящим русским "мюджиком", но здесь, к сожалению, очень малорусских туристов, а те, что есть, не заходят к ней в офис, а если и заходят, топопадаются все какие-то пузатые, хмурые и ни слова не понимают по-английски. Русскийязык ужасно смешной, если послушать со стороны. Контору свою она закрывает вдевять вечера и, кроме дискотеки для голубых и розовых в соседнем городке, нетникаких развлечений. Она обожает лобстеров и тигровые креветки гриль, но длянее это очень дорого и она с удовольствием поужинает с ним сегодня в рыбномресторане.

Когда она встала и вышла из-за своего хлипкого конторскогостолика, Стас увидел тугие джинсовые шорты, готовые лопнуть при первомприкосновении.

День показался ему бесконечным. Он до одури плавал, валялсяна ближайшем пляже, наливался ледяным пивом, обгорел до томатной красноты.Ровно в девять вечера крепкий торс Матильды опустился на седло его мотоцикла,сильные руки, покрытые золотистым персиковым пушком, обхватили его талию,упругая грудь плотно прижалась к его спине и горячий ветер ударил в лицо.