– У меня появилось это чувство вскоре после смерти дедушки,но всю последнюю неделю оно меня не покидает и становится все сильнее. Кажется,я словно стою на краю обрыва, ожидая, что вот-вот это произойдет.

Застигнутая врасплох мечтательным голосом и непривычнымспокойствием девушки, пребывавшей обычно в состоянии лихорадочной деятельности,Сара подозрительно уставилась на нее:

– И что же, по-вашему, должно случиться?

– Нечто чудесное! – объявила Александра, почти задрожав отнепонятного восторга, и уже хотела добавить еще что-то, но громкий женскийвопль, донесшийся из спальни дядюшки Монти и сопровождаемый стукомзахлопнувшейся двери и шлепаньем босых ног, перебил ее на полуслове. Александрасела и одним грациозным энергичным движением, гораздо больше соответствующим ееприроде, чем дремотная неподвижность, сорвалась с постели – как раз в туминуту, когда в спальню с разъяренным видом влетела Мэри, молодая крестьянскаядевушка, помогавшая Саре стирать белье.

– Клянусь, он треснул меня прямо по заднице! – вскричалаМэри, потирая вышеупомянутую часть тела, отличавшуюся немалыми размерами ипышностью, и обвиняющим жестом показала на комнату дядюшки Монти. – Никто несмеет такое вытворять со мной, никто! Я честная, порядочная девушка, да-да, и…

– В таком случае веди себя как порядочная девушка и придержиязык! – резко перебила ее Сара.

Александра вздохнула, вспомнив о многочисленных обязанностяххозяйки дома, мгновенно затмивших все мечты об ужине из сорока пяти блюд.

– Я сейчас же поговорю с дядей Монти, – пообещала она. –Уверена, он больше никогда не станет этого делать. – И, весело улыбаясь,предупредила:

– Не станет, конечно, если ты не будешь нагибаться впределах его досягаемости. Сэр Монтегю… он… как бы это сказать… ценительженской красоты, и когда у дамы такой округлый… э-э-э… зад… не может устоятьперед искушением похлопать по нему, в точности как знаток лошадей при видечистокровной кобылы.

Эти дипломатические речи польстили и одновременно немногоуспокоили разгневанную девицу. К тому же, несмотря на столь не подобающееджентльмену поведение, сэр Монтегю тем не менее был возведен в рыцарское достоинствосамим королем.

Оставшись одна, Сара медленно обвела взглядом пустуюкомнату.

– Нечто чудесное! – фыркнула она, с тоской и горечью думая осемнадцатилетней девочке, пытавшейся без жалоб и упреков нести бремянаходящегося в упадке хозяйства с помощью совершенно оглохшего престарелогодворецкого, слишком гордого, чтобы признаться в собственной глухоте, иполуслепого лакея. Выдержать милую семейку было столь же непосильной задачей.Двоюродный дедушка Алекс, сэр Монтегю Марш, которого все звали дядюшкой Монти,хотя и добродушный старик, весьма редко бывал трезвым; впрочем, он напивалсяровно настолько, чтобы не обделить вниманием ни одной юбки. Миссис Лоренс, матьАлександры, которая должна была взять в свои руки бразды правления послекончины мистера Лоренса, с радостью передоверила все обязанности дочери и сталасамым тяжелым испытанием для девочки.

– Дядя Монти, – с легким укором начала Александра, грозяпальцем отцовскому дядюшке, приехавшему к ним жить два года назад, когда всеостальные родственники от него отказались.

Дородный джентльмен сидел у камина перед почти угасшимпламенем: подагрическая нога заботливо покоится на стуле, выражение лицаангельски-невинное.

– Пришла отчитывать меня за девчонку? – пробормотал он,оглядывая ее злобными покрасневшими глазками. В это мгновение он был так похожна провинившегося ребенка, что Александра невольно улыбнулась.

– Да, – призналась она, – а заодно выяснить, где ты прячешьбутылку контрабандной мадеры, которую принес вчера твой друг мистер Уотерли.

Дядюшка Монти безуспешно попытался воспылать праведнымнегодованием:

– И кто, позвольте спросить, утверждает, что подобнаябутылка находится а моей комнате?

Однако старик тут же осекся, искоса взглянув, как Александрабыстро и привычно обыскивает все давно знакомые тайники – под подушкой дивана,под матрасом и в дымоходе. Заглянув в еще с полдюжины укромных местечек,девушка подошла к стулу и протянула руку.

– Немедленно отдай, дядюшка Монти.

– Что? – непонимающе переспросил он, неловко ерзая – из-подего обширного зада показалось горлышко бутылки.

Девушка, заметив это, весело хмыкнула:

– Бутылку мадеры, на которой ты восседаешь!

– Хочешь сказать – мое лекарство, – поправил ее Монти. –Доктор Битл велел мне пить мадеру в лечебных целях, когда заноет старая рана.

Алекс всмотрелась в налитые кровью глаза и розовые щеки,оценивая степень его опьянения с точностью, приобретенной двумя годами общенияс бесшабашным, безрассудным, но милым и добрым стариком. Подступив ближе, онанастоятельно повторила:

– Немедленно отдай, дядя. Мама ожидает к ужину сквайра сженой и хочет, чтобы ты тоже спустился. Нужно быть трезвым, как…

– Чтобы вынести эту чванную парочку, следует напиться дополусмерти! Говорю тебе, Алекс, меня от них лихорадит! Благочестие подобаетсвятым, а святые – неподходящая компания для Мужчины из плоти и крови.

Но, видя, что девушка не отступает, старик покорно вздохнул,приподнялся и вытащил из-под себя полупустую бутылку.

– Вот и хорошо, – похвалила Александра, дружески похлопавего по плечу. – Если ты еще не уснешь к тому времени, когда я вернусь, мысможем поиграть в вист и…

– Когда вернешься? – встревоженно охнул сэр Монтегю. – Нехочешь же ты сказать, что исчезнешь и оставишь меня одного с твоей мамашей и ееневыносимыми гостями?

– Я приглашена к Мэри Эллен, – весело пояснила Александра,направляясь к порогу и посылая родственнику воздушный поцелуй. Она захлопнуладверь под аккомпанемент рассерженного бормотания насчет «погибели от скуки» и«тоски смертной».

Девушка как раз проходила мимо материнской спальни, когдаФелисия Лоренс окликнула ее слабым, но повелительным голосом:

– Александра! Александра, это ты?

Кажется, мать опять сердится!

Алекс мысленно собралась и приготовилась к очередной стычкес матерью из-за Уилла Хелмсли. Расправив худенькие плечи, девушка ступила вкомнату. Миссис Лоренс сидела перед туалетным столиком, одетая в старыйзаплатанный пеньюар, и хмурилась, глядя в зеркало. За эти три года прекрасноелицо Фелисии постарело на десять лет. Лукавые искорки, светившиеся в глазах,погасли, волосы цвета красного дерева поблекли, превратились втускло-каштановые, тронутые сединой. Но Алекс знала: не столько скорбь, сколькогнев и боль – причины разительных перемен. Три недели спустя после того, какДжорджа Лоренса опустили в могилу, перед их домом остановился великолепныйэкипаж, из которого вышли члены «второй семьи» ее любимого отца – жена и дочь,с которыми тот прожил в Лондоне свыше двенадцати лет. Его законная семьявлачила едва ли не нищенское существование в маленькой деревушке, тогда какнезаконную он содержал в роскоши. Даже сейчас Алекс корчилась от боли привоспоминании о том ужасном дне, когда ей пришлось неожиданно столкнуться лицомк лицу со сводной сестрой, необыкновенно хорошенькой девочкой по имени Роуз. Носамый жестокий удар был нанесен Алекс, когда она увидела великолепный золотоймедальон на белой шейке Роуз, подарок отца. Он подарил точно такой же Алекс,только ее был оловянным.