как никогда в самой большой и смертельной опасности. Её даже нельзя сравнивать с тем моментом, когда я вылупился на свет и увидел маму. И хоть я целый год притворялся инвалидом — Ликура опасности никогда не представляла. Она ведь… Мама была…

Хватит! Мама жива. И сестра жива. Точка. И вообще, сейчас не время для рефлексий. Нельзя отвлекаться, надо сосредоточиться. Скоро жизни у овцы кончатся, и я схвачу следующую. Благо, её уже привели.

Активировано умение «Магическое исцеление»

Жизнь: 350/3360

(урон здоровью: 5 единиц в секунду)

Меня беспокоит постоянное молчание орков и их слаженная работа, будто у них есть мыслеречь. Это могло бы многое объяснить, но ведь сестра говорила, что разумные не приспособлены к мыслеречи. И мама это подтвердила. Тогда почему орки не говорят? Ведь когда меня притащили — они же говорили вслух, и кричали. Почему же сейчас молчат? Или у них специальные жесты есть? Они перемигиваются⁈

Они заметили, что у меня глаз едва видит, вот и используют специальные жесты и перемигиваются! Ну, сволочи, продолжайте играть шпионов — я вам потом такие игры устрою, что десять тысяч лет будете мячиками для игры в голову.

Жизнь: 250/3360

(урон здоровью: 0 единиц в секунду)

Пошла новая животинка. Урон здоровью на нуле, откачиваемые жизни перекрывают затраты. На следующем жизнь пойдёт в плюс, а потом воспользуюсь самолечением: направлю в хвостик и буду надеяться, что опасность миновала. Но уже чувствуется некая слабость в теле. Много крови потеряно, не иначе.

— Кровь больше не идёт, древнейший, — сказал вождь, когда туша была отброшена. Осталось последнее животное.

Жизнь: 250/3360

(восстановление здоровья: 5 единиц в секунду)

— Я вижу. Сколько с меня вытекло крови?

Вождь замешкался. Несколько секунд он стоял неподвижно, но вскоре орки позади меня зашевелились.

— Много, — я случайно отправил свою мысль старосте, когда поднесли чан. В нём было как минимум пять литров крови. И кто знает, сколько пролилось мимо.

— Но теперь твоей жизни не угрожает заражённый хвост. Древнейший, скажи, что делать с кровью?

— Ты о чём?

Действие умения «Магическое исцеление» прекращено

Жизнь: 350/3360

— Хвост в обмен на кров, лечение и животных. Но про кровь речи не было.

— Мы же договорились, что вернёмся к этому разговору, когда я поправлюсь?

— И мы так и сделаем, древнейший. Но сейчас мы говорим не о крови, что течёт в тебе — мы говорим о крови, что вне тебя.

Так, это опасно. Сейчас я могу прогадать или, что хуже — предложить совсем не те условия. И вообще: что предлагать, если я у них в руках⁈ Как бы ни пришлось выторговывать лишний день жизни и предлагать не только кровь, но и плоть… Стоп, я не туда думаю. Они ведь специально устроили весь этот спектакль с уважением. Они ведь думают, что я ощущаю себя главнее и рассчитываю на их беспрекословное подчинение.

— Месяц.

— Месяц? — переспросил вождь.

— За это количество крови в течение месяца вы будете приводить ко мне трёх коз, овец или баранов каждые семь дней. Живых.

— Это… — вождь замолк и посмотрел на орчиху. Та едва не набросилась на него.

— Ты хочешь что-то сказать? — я попробовал пробиться ей в сознание и кожей почувствовал ненависть, с которой эта тварь посмотрела на меня. Но она быстро отвернулась обратно к вождю.

— Мы согласны, — сказал вождь спустя несколько секунд. — Через месяц разговор состоится вновь. Что ты будешь лечить первым делом, древнейший?

— Ты спрашиваешь меня, в какую часть тела восстановят жизни животных? Или что сейчас будут лечить твои лекари?

— Оба.

— Твои лекари должны протереть хвост, и сделать всё, чтобы он вновь не загноил. То же самое касается лап, груди и морды — их нужно протереть и освободить от грязи. И пусть посмотрят, как можно вправить суставы и поставить на место сломанные кости. Но с ними стоит повременить, сейчас я слишком слаб.

— Конечно, древнейший, но что с животными?

Вот урод, он ведь специально это спрашивает. Всё пытается узнать, есть ли у меня способности к регенерации.

— Сначала исцелю глаз и верну зрение. Остальное потом.

— Будет так, древнейший. Лекарям приступить сейчас?

— Да.

Словно по беззвучной команде из шатра стали выходить орки. Нервная орчиха вышла первой, едва не плюнув в мою сторону. Затем двое орков унесли деревянный чурбан, полностью залитый кровью. Последним вышел орк с мечом.

Мы остались с вождём наедине, а спустя секунду вбежало трое орков. Они облепили меня как мухи. Я чувствовал их долгие прикосновения: они изучали каждый миллиметр моего тела, анализировали, смотрели, рассчитывали, как и что можно отрезать. Трогали везде. Лапы, остаток хвоста, спина, шея…

Вдруг почувствовалось давление в области крыльев. Стоя на табуретке одной ногой и занося другу, орк упёрся руками мне в спину и пытался оседлать меня. Как ездовое животное.

— Залезешь — убью, — я пробился в сознание орка.

— Но иначе нам не осмотреть твою спину, древнейший, — вместо лекаря ответил вождь.

— А её не надо осматривать. Она в порядке. Пусть осмотрит крыло.

— Но древнейший, ведь…

— Я всё сказал.

Плевать, что случится дальше. Я не позволю ни одной твари забраться мне на спину. Я не откажусь от своей гордости. Понятное дело, что им хочется оценить свою добычу как можно тщательней — но я ещё жив.

Вождь ничего не ответил, но лекарь вернул ногу обратно на стул. Я едва не крикнул от внезапной боли — в отместку тот схватил за сломанное крыло, и дёрнул. В попытке сдержаться я сжал передние лапы и последовала новая порция боли, моральной: я попытался сжать то, чего не было.

В груди похолодело. Сердце сдавило. Я задыхался.

Резко мотнул головой, отгоняя прочь дурные мысли. Глубоко вздохнул. Меня укачивало. Что со мной? Слабость из-за потери крови? Надо отвлечься.

Орки всё ещё осматривали меня, но уже без энтузиазма. Будто что-то решая.

— Мы закончили осматривать тебя, древнейший.

— Говори, — я концентрировался на разговоре, как на якоре ускользающего сознания.

— Их жизненные силы, — вождь показал на кучу сваленных туш, — не прошли для тебя даром. Рана на хвосте затянулась такой же прозрачной кожей, как на твоих лапах и морде. Нет смысла обрабатывать её.

— Переломы и вывихи?

— Мы сможем излечить твои переломы, древнейший. Но то, что ты назвал вывихами нам не под силу исцелить. Мы не высшие эльфы и не способны магией сращивать разорванное.

— То есть? — и так понятно, что они ничего не будут делать со мной, тем более звать каких-то эльфов, даже если я слёзно буду умолять. Вся эта ситуация не больше, чем базарный фарс.

— Суставы разорваны, древнейший. Оба.

— Ясно. Займусь сразу, как исцелю морду.

— Пусть будет так, древнейший, — вождь ответил слишком быстро, в его планах моя жизнь оборвётся намного раньше. — Но это ещё не всё. Мы можем помочь очистить правую глазницу.

— Что с ней?

— Глаз уничтожен. Нужно очистить глазницу, иначе будет гноить.

— Я хочу посмотреть.

Вождь кивнул и орки, осматривавшие меня, тут же выбежали из шатра. Спустя минут пять один из них вернулся и что-то поднёс к моей морде. Зеркало.

Из-за дымки не было возможно рассмотреть повреждения, даже очертания морды едва различались. Но кое-что разобрать получилось. В зеркале отражалось чёрное пятно, а в его нижней части было три полосы. Посередине шла полоса тёмно-розового цвета, а сверху и снизу от неё шли полосы белёсого цвета.

Я смотрел на остатки языка и челюстей. Взрыв той чёрной штуки сорвал мясо с правой стороны морды, обнажил кости, выбил зубы и практически вырвал язык. Не стоило тешить себя надеждой, что глаз всё ещё на месте. Его больше нет, но и вырвать остатки я не позволю. Не хватало ещё, чтобы мне мозг через глазницу вытащили! Обойдутся. Раз за последние дни там ничего не начало гнить, то и потом не начнёт.

— Сам выпадет, — сказал я вождю и чуть не потерял сознание. Размытый силуэт орка практически растворился в серой дымке.

— Но, древнейший. Может слу…

— Ничего не случится.

— Но…

— Он выпадет сам, — чего он продолжает гнуть свою линию? Маниакальное желание получить дополнительный кусочек или беспокоится за здоровье донора крови? — Можешь забрать, когда это произойдёт.

— Да будет так, древнейший.

— Оставь меня. Я хочу отдохнуть.

— Конечно, древнейший. За пологом шатра стоит наш ноо́крус. Лишь дай ему знать, и я приду.

— Хорошо, — вождь несколько секунд неподвижно смотрел на меня, прежде выйти из шатра.

Мне потребовалась вся сила воли, чтобы