Машка уселась на колени к Антону.

— Я звонила Кате, у нее кто-то там из Лондона прилетел.Она его выгуливает. Вряд ли сегодня освободится. Разве что ночью.

— Это вы все бездельницы тут собрались, а человекработает, — ответил Антон. В его последних словах было явное сострадание.

Года полтора назад Антон продал свой ночной клуб и с тех поробъявил себя «на пенсии». Но я подозревала, что от продажи одного-единственногоночного клуба его пенсия не могла быть особо продолжительной. Если только он несобирался переехать жить в какой-нибудь Таиланд. Или…

Я ведь не все знала об Антоне.

— Поехали на майские в Перу, — предложила Машка.

— С рюкзаком по горным хребтам… фляжка с водой… надежныйтоварищ… — Антон говорил, словно пел речитативом.

— Опытный проводник… — подхватила я.

— Солнцезащитные очки… — в тон продолжал он.

— Потрясающая романтика, — издевательскипрокомментировала я.

— А что? — обиделась Машка.

— Ничего. Только учти: я твой рюкзак не потащу. —На Антоне были коричневые носки с зеленым мыском. Очень стильно.

— Никакие не хребты. Вон Анжела там была. Отличныегостиницы и природа. А с рюкзаками одни придурки ходят, типа тебя.

Антон скрутил Машке руки, и она радостно завизжала.

— Расскажи, что там, в Перу? — попросила я Анжелу.

— Там в ресторанах все заказывают чай с кокой.

— Да ладно! — удивилась я.

— Кока — это то, что я думаю? — уточнил Антон.

— Да, вполне легально. Из-за этих самых хребтов и переваловчай с кокой помогает нормализовать давление. Там эти листы коки вездепродаются. Только из страны вывозить нельзя.

Анжела, сидела в шезлонге в своем малиновом бюстгальтере.Размер груди у нее был, наверное, четвертый.

— Едем, — решил Антон.

— Я не могу, я на Кипр еду. На Перу Рома еще незаработал. — Я постаралась сказать это весело, но, по-моему, неполучилось. Все уловили досаду в моем голосе.

— Ну и ладно, на Новый год поедем! — Машка явнохотела меня поддержать. Но мое настроение уже безвозвратно испортилось.

За неимением сложностей в нашей жизни Рома создал ихискусственно.

— Нас и здесь неплохо кормят. — Антон высыпалкокаин на одноразовую тарелку с надписью «Happy birthday». На тарелке былинарисованы веселые клоуны, и она, видимо, осталась со дня рождения Артема.

Антон ловко разделил кредиткой горку на четыре одинаковыедорожки. На этой тарелке они производили впечатление крохотных праздничныхпирожных.

Антон стал разжигать мангал, а Машка готовить шашлык.

Мы с Анжелой поехали в Жуковку покупать вино.

Фиолетовый топ она надела только перед супермаркетом.

В Анжеле было что-то такое, что заставило лысого мужчину впляжных шлепанцах пропустить ее в кассу без очереди. С пятью бутылками белоговина в руках она смотрелась так же романтично, как если бы это был букет белыхромашек.

Рядом с Анжелой я казалась себе меньше ростом и какой-тоугловатой. Хотелось подпрыгнуть.

Лысый шел за нами до самого Анжелиного Cayenne. Но так и нерешился подойти.

Шашлык получился невкусным, потому что его не замариновализаранее.

Машка отнесла его соседской собаке, а мы ели огурцы иукраинское сало. Нас угостила моя домработница. Ей муж привез. Я купила емукрасный комбинезон Ferrari как спецодежду, и теперь он гордо разгуливал в немпо участку и ничего не делал, боясь испачкаться.

— Ему же жарко… — посочувствовала Машка.

Я пожала плечами:

— Зато красиво.

После темной холодной зимы нюхать кокос на солнышке — в этомбыла своя прелесть. И будоражащая новизна.

Ночью приехала Катя. Она привезла шампанское и еще полтораграмма.

Я распределила на всех комнаты в доме.

Машка с Анжелой поселились в одной.

Я заметила их отсутствие уже далеко за полночь. Антонотправился с Катей в Жуковку, в казино.

Я толкнула дверь в Машкину комнату. Я была уверена, что онине спят.

В первую секунду было такое чувство, будто не я их, а онименя застали за чем-то неприличным. Я не то чтобы смутилась…

И не испугалась…

Как космонавты перед запуском ракеты.

Они ведь все знают про космос. Но… просто никогда там небыли.

Анжела потянула меня к себе. Удивительное ощущение — женскаягрудь на ощупь очень мягкая. Свою собственную ощущаешь совсем по-другому.

В комнате было темно. Я узнавала лица, только когда ониоказывались совсем близко.

Я постоянно ощущала на своем теле прикосновение волос. Мягкихи шелковистых.

Мне казалось, что все, что со мной происходит, уже было вмоей жизни. Или в моих снах.

Или в фантазиях.

Но я никогда не испытывала ничего подобного.

Когда женщины занимаются любовью — они не срывают одежды.Одежды мягко соскальзывают с кожи. Но, даже оставаясь на теле, не мешают, астановятся такими же важными и ценными, как и все, что к тебе прикасается.

Касание рук, волос, шелкового белья, губ — это не секс изсемейной жизни. Это — расставание с невинностью. Такое, каким представляет егосебе каждая юная девушка. Такое, которое не подмешивает к рассвету досадноечувство несбывшихся надежд.

Еще девочкой я однажды наблюдала за своей подругой, болеевзрослой и более развитой, с каким-то непонятным чувством робкого вожделения.Она тогда поймала мой взгляд. И в ее глазах было понимание. Помню, что мы тутже заговорили о мальчиках.

Безумная ночь.

Если у меня и были какие-то комплексы, то в эту ночь я отних избавилась. Если было что-то, что казалось запретным, в эту ночь оноисчезло.

Когда я снова появилась на веранде, Антон не сказал мне нислова. Он кидал крошки засохшего лаваша стайке скворцов.

Я налила себе кока-колы и забралась на диван.

Под лучами солнечного света все бурные эмоции минувшей ночипоказались мне надуманными.

Я испытывала только досаду и опустошение.

И почему-то чувство вины.

Как объяснил мне Антон, так же ощущают себя мужчины, когдапосле ночного загула возвращаются домой. К жене. Разочарование, боязнь расплаты— то есть скандала, и на этом фоне щемящий вопрос: зачем вообще все это былонужно?

Не хотелось встречаться ни с Машкой, ни с Анжелой.