– Да, государыня. Но им откуда-то ведомо, что в Дьяково происходит. Пеняли мне за Марию, сказали, что так вы ко мне и интерес потерять можете…

Софья прищурилась:

– Та-ак… а ведь в тайне держали. Все-таки дятел – птица вечная.

К чему тут дятлы, Василий не понял, но спорить не решился.

– Государыня?

– Все равно тебе с ней скоро рвать. Пропадешь чуть пораньше.

– Как скажешь, государыня.

– Они только на это намекали? Про остальное молчали?

– Очень им хочется, чтобы государь к французской принцессе посватался.

Софья кивнула:

– И намекают, что на Руси выхода к северным морям нету…

Софья кивнула.

– Ну, нету. Так это дело времени. Скажешь им, что царевна тебя слушает, а там, глядишь, и брата убедит. Да и насчет французской принцессы подумает.

– Как прикажете, государыня.

– А еще – почитай.

Софья положила перед Голицыным на стол несколько писем. Ничего особо важного в них не было, но все же…

– Потом перескажешь. Пусть думают… Да, пусть…

Софья действительно подбрасывала Голицыну информацию. Не самую важную, но достаточно, чтобы убедить его «покупателей» в приближенности боярина. Вот и сейчас Голицын читал письмо Никона, пару строчек Аввакума, в которых протопоп сообщал, что живется опальному патриарху вовсе даже неплохо – физически. Вот в остальном…

Тишь и глушь. И никакой власти. А тянет…

– И скажешь, что царевич колеблется – звать Никона обратно али нет. Понял?

– Да, государыня.

Больше Софья на синеглазого красавца внимания не обращала. Хорош, да не тот. И вообще, ей никакого блуда не надобно. Честь беречь смолоду стоит!

Ее куда как более интересовало письмо от Ромодановского. Вот там была важная информация. А Голицын…

Ну что – Голицын?!

И без него проблем по уши.

* * *

– Чума?!

Алексей побледнел, ровно мел. Софья смотрела спокойно и серьезно.

– Да, Алешенька. Но сам видишь, все сделали правильно. Не пошла дальше зараза черная.

– Да уж! Чего Ромодановский ждал?!

– Пару месяцев, чтобы убедиться, что миновала опасность.

– А ты уверена, что она миновала?

– Вполне. Иначе бы уже началось. Гонцы те же…

– Верно. Сонь, неужели никаких средств от этой напасти нету?

Алексей даже не задумывался, задавая этот вопрос. Как-то привык он, что сестра знает многое. И не умолчит, ежели ее спросить.

– Вообще есть… хотя и сомнительное.

– Какое же?

– Ну, от чумы мы пока ничего придумать не можем, кроме карантинных мер. Ребята все правильно сделали. Огонь, банька, насекомых да крыс повывели, далеко заразу не пустили. Это хорошо.

– Кто придумал?

– Да там вообще история получилась. Мы же туда ребят отправляли в помощь Ромодановскому. Вот один из них, Митя…

– Светленький такой? Певун?

Алексей отлично помнил своих ребят. Года за три – так точно.

– Теперь седой.

– Как?! Заболел?!

– Нет. Его очередь была прибывших переписывать, он и обратил внимание, что несколько человек вроде как больны. Сунулся, посмотрел, а там…

– Чума?

– Да. Сразу же понял, он ведь и тут к лекарской науке тяготел.

– И?!

– Так он же царевичев воспитанник, а это статус, хоть и маленький. Тут же приказал закрыть все двери, никому не выходить, сам тоже никуда не ушел. Приказал, чтобы загородку снаружи заколотили, еду им через стену перекидывали с наветренной стороны, если кто хочет добровольцем пойти – пусть идут… и – ждать. А сам там остался.

– Какой молодец!

– Не то слово. – Софья потеребила ленту в косе. – Там много чего было, он написал. И умирали у него на руках, и убить его пытались, и вырваться… спал с кинжалом в руке, по очереди со своей охраной и добровольцами, пошли ж туда некоторые этих татар лечить… Тогда и поседел.

– Сколько он там пробыл?

– Месяц для верности.

– Его наградить надобно.

– Надобно. Вот Ромодановский пишет, что готов его усыновить.

– Что?!

– Григорий далеко не дурак, понимает, что коли б зараза дальше пошла, Азов бы выкосило. Да и не факт, что Русь бы обошло. Так что Митька столько людей спас… Может, и самого Григория – чуме ж все равно, кого губить.

– Потому он так и проникся?

– Да и к тебе подлизаться не прочь. Твой же воспитанник. Если Ромодановский его усыновит, как бы на ступеньку ближе станет.

– Можно ли ему такое разрешить?

– Была б дочь у него, так ведь два сына… распри начаться могут. И в то же время нам бы полезно было. Все ж на наших ребят косо поглядывают, а Ромодановский – фигура не последняя.

– И что делать?

– Митька действительно людей спас. Наградить его надо, по справедливости – быть бы ему дворянином, нет?

– Да.

– Почему бы и не Ромодановским, коли Григорий сам пожелал?

– Согласен. Но то ж не все твои придумки?

– Нет, конечно. Жалуем Митьке пару деревень, пусть будет боярином с вотчиной. И у Ромодановского дети спокойны, и Митька награжден, и опять же новое дворянство. Да за такую заслугу дарованное, что ее быстро не перебить….

– Лиса ты, Сонюшка…

Софья довольно прищурилась. Ну, лиса. И что? Зато умная.

Ей позарез надобно новое дворянство сформировать. Да не как Петр, из тех, кто с ним пил-гулял. Нет.

Конечно, он и умных много кого наверх вывел… Меншикова Софья, кстати, помнила. Надобно будет найти его – и приспособить к делу. Ежели ты вор – воруй у того, у кого надобно! Вот!

Но не о том сейчас речь.

Митька будет хорошим новым дворянином. Умничка.

Сумел же разобраться, жизни не пожалеть, чуму на землю Русскую не пустить… Попугать бояр – и продвинуть сей указ.

Никуда не денутся. А там… вторая ласточка, третья… глядишь – и прекратят шипеть на худородных. Федор Ромодановский за дело взялся рьяно, и это за царский интерес. А за свою семью он вообще всех порвет на части и скажет, что так и было. Собрать Ромодановских, поговорить с ними келейно, тайно. Коли согласятся все – собрать бояр.

Поговорить уже и с боярами.

И – продвигать указ.

Быть на земле Русской истинному дворянству. Быть!