– Почему вы просто не передадите ваши материалы по Келлерману кому-нибудь на хранение?

– А кому я могу доверять?

Дуглас не нашелся с ответом. Теперь он понимал, что имеет дело с вендеттой, которую не готова прекратить ни одна из сторон.

– Лет пять-шесть назад Келлерман был никем! – клокотал Хут, объясняя то ли ненависть свою, то ли зависть. – Торчал на отшибе Лейпцига, делил засиженный мухами кабинет с тремя машинистками и следователем. Должность его называлась «оберсекретарь» – низшая форма жизни в немецкой службе криминальной полиции. А потом он вступил в нацистскую партию и СС и вот, пожалуйста, допресмыкался до главы полиции по Великобритании и высшего чина СС в стране. Неплохо, а? И снимите с ушей лапшу, если он пел вам что-то про свои ограниченные полномочия и шаткие позиции в Берлине. Это его любимая песня.

– Я начинаю вам верить…

– Келлерман вращается в лучших британских домах, на каждом шагу всячески подчеркивая, что несет мир и процветание, и великолепно изображая из себя рассеянного старого простачка, который любит теплое пиво, твидовые костюмы, кокер-спаниелей и званые ужины. Такого легко облапошит любой молодой британец, которому хватает ума резво вскакивать на ноги при первых звуках немецкого государственного гимна. – Хут скрутил свою газету в плотный рулон. – А вы-то думали, он просто старый сноб, а? Да, он любит создавать о себе именно такое впечатление. – Газета полетела в мусор с такой силой, что корзина перевернулась, и скомканные бумажки посыпались на пол. – А теперь выкладывайте, чего он от вас хотел! – проорал Хут.

– Желтые листки, – тихо ответил Дуглас.

– Зачем?

– Продемонстрировать Штраусу, что Гарри Вудс выполняет прямые приказы Берлина.

– А! И вы решили, что это ерунда! Подумаешь, номера, что из них можно понять… Так?

– Нет.

– Лжете! На лице все написано!

Дуглас открыл было рот, чтобы объясниться, но Хут махнул рукой.

– Ладно, ладно, – неожиданно смягчился он. – Если бы речь шла о моем друге, я мог бы так же оконфузиться…

– Вы полагаете, что у Келлермана есть свой человек в берлинском архиве? – спросил Дуглас.

– Если Келлерман получит номера дел, у него будет описание всего материала, который я против него собрал.

– Он отменил поездку в Германию на выходные, чтобы помочь Гарри Вудсу.

– Надо же, я сейчас заплачу, – брезгливо скривился Хут. – Келлерман приглашен на охоту в Шенхоф. К фон Риббентропу. Он не пропустил бы такого события из-за того, что какой-то жалкий сержант был арестован по его же приказу и загремел в гестапо, совершив попытку удрать.

– Тогда почему он остался?

– События теперь развиваются быстро. Наверняка вы сами это почуяли. Благодаря военному положению вся власть перешла к нашим армейским коллегам. Келлерман должен принять решение: вступать ли с ними в конфронтацию или поскорее начинать заискивать перед военным командованием. С Хайгейтского кладбища он вообще вернулся с гениальной идеей, что взрыв подстроили сами военные. Но потом взглянул на списки погибших и решил не развивать эту мысль.

– А когда вы будете готовы разоблачить его?

– Келлерман пожалеет, что вообще покинул свою нору в Лейпциге, – пообещал Хут. – Мои люди в Швейцарии сообщают, что он припрятал на номерных счетах больше пятнадцати миллионов рейхсмарок. Я сейчас жду копии документов, а когда получу их, сам его арестую от имени службы безопасности рейхсфюрера.

Дуглас кивнул. Раз в неделю в газетах печатали список казненных за махинации на черном рынке, незаконные доходы и мародерство. Оккупационная власть, следовало отдать ей должное, одинаково рьяно карала за эти преступления и местных жителей, и немцев.

– Дайте старому дураку желтые листки за тот день, когда у нас запрашивали сведения о расквартировке сил СС на западе Англии, – вздохнул Хут. – Пока ему пришлют названия дел из Берлина… А там наплетете ему, что такие названия даны намеренно из соображений секретности. Месяц будет распутывать, за это время мы успеем избавиться от него навсегда. Гарантирую вам, Арчер. – Он хотел ударить кулаком по столу, однако лишь воздел палец и погрозил им Дугласу. – Но если дадите ему хоть один настоящий номер, богом клянусь…

Оконные стекла задребезжали от порыва ветра, и на пыльную траву посыпались крупные капли дождя. Темза вдалеке была похожа на полосу застывшего свинца.

– Я не дам ему настоящих номеров.

Дуглас уже выходил, когда Хут его окликнул:

– И вот что еще, Арчер. Не особенно рассчитывайте, что Келлерман вытащит нашего Гарри из гестапо. К завтрашнему дню подберите сюда другого сержанта.

Предсказания штандартефюрера Хута по поводу генерала Келлермана оказались и правдивыми, и ложными. В тот же день Келлерман отправился на ланч с главой британского отделения абвера генералом-майором фон Руффом. Выбор места встречи явственно свидетельствовал, что ни одна из этих важных фигур не начинала свою карьеру на поприще военной разведки и тайной полиции с самых низов. Они сочли вполне достаточным отправиться в рыбный ресторан Уилера на Олд-Комтон-стрит в штатском, хотя любой начинающий детектив из числа их подчиненных мог бы подсказать, что приватная комната, зарезервированная в одном из заведений Сохо на имя «герра Брауна и компании» в первые дни военного положения, неминуемо привлекла бы внимание – даже если бы помощники важных фигур не принесли с собой большие кожаные портфели, давно ставшие отличительным признаком высокопоставленных немецких чиновников. И даже если бы обе важные фигуры не явились на встречу в высоких немецких сапогах.

Действительно, Келлерман поспешил заверить новых хозяев положения в своей полной покорности, все-таки он был человек достаточно гибкий, чтобы склониться под ветром перемен. Но в оценке серьезности его намерений относительно спасения Гарри Вудса Хут ошибся. В три часа пополудни того же дня Дугласу Арчеру позвонил секретарь Келлермана и попросил – если, конечно, это не доставит мистеру Арчеру никаких неудобств и не помешает иным делам – заглянуть на минутку к генералу. И в последний момент, словно запамятовав, добавил, что сержант Гарри Вудс также будет присутствовать.

По стандартам гестапо, отделался Гарри легко, но Дугласа все равно привел в ужас его вид. Лицо Гарри было в синяках, а один глаз заплыл так, что едва приоткрывался. Гарри болезненно морщился, ерзая на стуле. Одну ногу он держал неловко вытянутой, словно у него не гнулось колено.

– Здравствуй, Гарри.

– Добрый день, инспектор, – прошептал Гарри в ответ.

– Присядьте, инспектор Арчер, – распорядился Келлерман.

Штурмбанфюрер Штраус также присутствовал – сидел в углу, сложив руки на тонкой бумажной папке, и молчал. Келлерман подошел к окну, распахнул его.

– Вы повели себя как болван, – произнес он, глядя на серую реку.