При виде Леона я ойкнула, трусливо нырнула под одеяло, успев заметить, как Детка синхронно со мной исчезла, втянувшись в стену.

– Похоже, представляться некому. Жаль.

Кровать прогнулась под весом, севшего на нее мужчины.

– Странно, во дворце она была смелее, – задумчиво возвестили надо мной, разом разрушив надежду о том, что Леон ни о чем не догадается. Да и кого я пытаюсь обмануть? Палача его величества, за плечами которого раскрытие нескольких заговоров? Наивность.

– Дорогая, – с предвкушением протянул Леон, а потом я услышала шуршание ткани, точно кто-то раздевался, – как насчет чистосердечного признания?

– У тебя нет доказательств, – выпалила, крепче сжимая край одеяла.

– А знаешь, маленькая моя, как можно получить эти самые доказательства?

Я не знала и знать не хотела, удерживая щитом одеяло над головой и тихонько сползая к краю кровати. Только Леон и не думал отбирать одеяло. От коснувшейся меня руки я дернулась, взвизгнула, попыталась уползти, но куда там. Леон навалился, удерживая, одной рукой бессовестно щекоча везде, куда мог дотянуться.

– Прекрати, пусти, хватит, – я хохотала задыхаясь.

– Подследственный готов признаться?

– Нет, не готов, – воспользовавшись передышкой, я рванула с кровати, но была поймана за талию, брошена на живот.

– Ах, не готов?

Ночную сорочку Леон задрал, коленом придавил поясницу, рукой раздвинул ноги, принявшись легонько касаться внутренней поверхности бедер.

– Пытки запрещены, – простонала.

– А покушение на его величество?

– Кому он нужен?! – прикусила губу, сдерживая стон, потому как ладонь Леона поползла выше, оглаживая чувствительную кожу.

– Нужен, – жарко прошептали на ухо, прикусив мочку уха, – хотя бы потому, что кто-то должен сидеть на троне, но больше всего меня огорчает то, что ты не доверяешь мне. Сомневаешься, что могу защитить?

Ладонь с силой сжала ягодицу.

– Я, – задохнулась от нахлынувших эмоций, потому как пальцы Леона внезапно проникли внутрь, – хотела тебе помочь.

– Ах, помочь, – вторая рука дотянулась до груди, – маленькая, смелая и такая сладкая женушка. И что мне делать с твоей храбростью?

О! Я могла бы сказать, что именно стоило сейчас сделать, потому как пожар внизу живота сделался невыносимым, но Леон и не думал торопиться. Перевернул на спину, прошелся поцелуями от шеи к низу живота. Вернулся, чтобы впиться поцелуем в губы. Он пах пылью, дождем и собой. От этого родного запаха внутри теплом разлилась нежность.

– Обещай, что завтра будешь хорошей девочкой, – попросил, чуть отстранившись и касаясь моих губ своими, – позволь, защитить тебя.

Вместо ответа я прижалась к нему, даря поцелуй.

– Мальчишка! – маг в раздражении развел руками, и Фридгерс едва устоял на ногах под усиливающимся давлением. Наставник предпочитал практику, считая, что знания проще усваиваются на собственной шкуре, и сейчас продавливал щит ученика тараном, совмещая наказание с обучением.

С Фридгерса пот катился градом, ноги тряслись от напряжения, во рту пересохло. Давление на щит передавалось телу, вызывая довольно неприятные ощущения – точно лавиной накрывает. Фридгерсу однажды не повезло оказаться под лавиной, но тогда их краем зацепило, да и товарищи по незаконному переходу через границу быстро его откопали. Сейчас же «лавина» перла всей массой, обещая массу впечатлений. Хорошо, если отделается парой сломанных ребер, как вчера.

Надо отдать должное мастеру Илю, он никогда не мучил ученика просто так и, закончив урок, тут же исцелял. А ради знаний Фридгерс готов был потерпеть пару минут боли, чай не дарьета. Зато учеба шла быстро, знания сами укладывались в голове, руки запоминали пассы, привязывая к ним мыслеобразы. Сам мастер давно уже не махал руками, когда магичил, но Фридгерсу до такого уровня еще пахать и пахать.

– Ты хоть понимаешь, что натворили?! – наставник чуть ослабил напор, давай ученику перевести дух. – А если кто-нибудь догадается, по чьей наводке действовала ночница?

– Если до сих не поняли, как работать с тварями, точно не догадаются, – выдавил из себя Фридгерс, держась уже на чистом упрямстве. Вот как раз с упрямством у него был полный порядок. Ради того, чтобы стать магом, он был готов вкалывать с утра и до вечера. Ощущение власти над силой штырило похлеще убойного самогона.

– Дурак, – не согласился с ним мастер Иль, – не все записи уничтожены. Что-то еще хранится по библиотекам. Рано или поздно сведения об одаренных всплывут, и тогда за ними начнется охота.

– А если тварей к тому времени не останется? – выпалил Фридгерс за мгновение до того, как щит исчез, и его снесло к стене, впечатав в кирпич. Со стоном он свалился на пол, хватая ртом воздух, и остался лежать на животе – сил перевернуться и сесть не осталось. Перед глазами плавали красные круги, спина болела, намекая на пострадавшие ребра. Потом перед носом возникли потертые ботинки наставника.

– И кому в голову пришла столь замечательная идея? – с иронией осведомился маг.

– Шанти, – пробурчал Фридгерс жалея, что затеял этот разговор, – вроде как ночница хотела…

– Ах, у нас теперь безмозглые твари желания испытывают? – сарказм в голосе наставника заставил Фридгерса ощутить обиду. Он тут старается, между прочим за двоих, а его… спиной об стену. Впрочем, как всегда, но сегодня почему-то не радовали даже лишние пять минут, которые он продержался.

– Значит, девчонка не только их приманивает, но еще и общается. Редкий талант и столь бессмысленный в наше время. Он и раньше был не слишком полезным, а теперь только магконтроль дразнить.

Фридгерс замер, забыв, как дышать. Если наставник решит остаться ради этой девчонки, он лично ее придушит или засунет в мешок и увезет с собой. Фридгерс не намерен рисковать шкурой даже ради самой красивой женщины на свете.

– В мое время ночницы считались мелкой нечистью, бесполезной и вредной. Потом их стали использовать в качестве энергетической подпитки для охранных заклинаний. И видно кому-то пришла в голову идея, что ночница может работать с обычными людьми. Тот человек что-то слышал об одаренных, но принял их за людей, лишенных магического дара. Самое разумное было бы подсунуть записи магконтролю, пусть поймут, что без одаренных у них ничего не выйдет, а десяток, который по всей стране наберется, им не особо поможет. Но девчонку тогда точно не отпустят, – и правый ботинок наставника принялся нервно постукивать по полу.

Фридгерс попробовал встать, со стоном повалившись обратно.

– Оставить бы тебя на ночь для вразумления, – проворчали сверху, – но стар я стал, жалостлив.

Фридгерс представил, как обучали раньше, если сейчас этот ужас старик считал милосердным. Содрогнулся и порадовался, что ночь проспит спокойно, без боли. Кожу начало покалывать от исцеляющего заклинания, и мужчина прикрыл глаза, наслаждаясь.