для свиданий, кучковался природный мусор. Резная оградка наполовину оплавилась, а дуб желаний, к которому вечно бегали дети загадывать сладости, сгорел.

Но к храмовой площади все больше подтягивался народ, страже пришлось теснить веев и драдеров, чтобы освободить площадку для кайранов и моей кареты.

Карету открыл нир Шелен. Каен подхватил под руку, помогая выбраться.

— Что здесь произошло, брат? — спросила у него совсем тихо.

— Не положено говорить! — тут же влез начальник императорской безопасности.

Но столпившиеся горожане стояли слишком близко. Одна из вей, крупная женщина, закутанная в плотную накидку, вскинула голову:

— Перевертыши напали на город, Ваше Высочество. Выжгли вон все, народу поубивали немеряно, я-то бездетная, вдова, а у веи Шесс сын погиб, у досточтимого вейра Вашта жена и экономка не успели вернуться с площади…

— А у меня муж погиб, — выкрикнул кто-то, и этот отчаянный крик словно прорвал плотину.

Жены, дочери, сыновья, мужья, подруги, соседи… Каждый кого-то потерял. С недоумением и неверием я оглядывала траурные измученные лица, разрушенные дома, улицы, усеянные каменной крошкой и рытвинами.

Перевертыши прорвали Ленхард?!

В груди нехорошо и жутко сжалось сердце. Как я могла ничего не слышать в тихом дворце Тахулы? Гнездо не настолько далеко от центральной столичной площади!

— Но… как?

— Они пришли из Сопределья, — Каен ободряюще сжал мою руку. — Все очень плохо, Люче, ты даже не представляешь насколько. Мы сумели откинуть их в стороны малой Пустоши, но это ненадолго…

— Молчать! — взвизгнул под ухом начальник. — Не поло…

Меня довольно грубо дернули в сторону храма. Каен, потемнев от гнева, уложил одним коротким ударом рыцаря, толкнувшего меня.

— Как смеешь ты дотрагиваться до принцессы, — прорычал он.

— Все знают, что она преступница!

Нира Шелена тоже оттолкнули в сторону, он даже не успел до меня дотронуться, а меня сначала дернули в одну сторону, потом в другую. Пресловутый начальник тянул ко мне руки, но его оттеснили горожане. Опираясь на головы, наступая на протянутые руки, я поднималась все выше. Человеческая волна подняла меня на постамент статуи первородного дракона, высившейся над толпу.

Стражи дрались, Каен весь в крови, наконец, добрался до начальника безопасности, нир Шелен дожидался храмовников, хотя и его пытались отволочь в сторону. Толпа бурлила штормовым море. То, чего боялся Теофас, то, на что закрывал глаза предыдущий император, все же произошло. Анархия. Безвластие.

Но, что страшнее, никто не пытался разнять дракониров, словно стычки стали за этот месяц привычным явлением. Не было ни императорской стражи, ни отряда городского правопорядка из драдеров, ни Тео с личным отрядом, ни императрицы, ни Рейнхарда.

— Дерутся они, — визжала тонким голосом какая-то вея. — А кто город защищать будет, никого мы не интересуем!

— Императора! Мы требуем императора, пусть выйдет к нам!

Я прикрыла глаза, пытаясь нащупать связь с Теофасом, но… ее не было. Забыв о толпе, о брате, о круге Истины, задрала рукав платья и провела по руке, нащупывая символ рода Таш на предплечье. Символ был. Горел, жег, как клеймо.

И рядом не было никого, кто бы мог помочь, направить, сказать мне правильные слова. Мне тоже стоило бы отвернутся и пойти к храму, укрыться за белыми стенами.

Но я не могла. Кто-то должен был взять ответственность и дать взамен немного надежды.

— Слушайте меня, драконы! — подняла руку вверх, как много лет назад делала на собраниях, привлекая внимание. — Я говорю от имени императора Теофаса из рода Таш и от своего имени! Сегодня я войду в круг Истины, и выйду из него императрицей, и лично отдам приказ о зачистке города от перевертышей. Гнездо рода Аго окажет посильную помощь пострадавшим горожанам, уверена, ко мне присоединятся многие Гнезда. В преддверии опасностей мы должны объединиться, чтобы защитить честь драконов, честь нашей Империи. До этого момента за нас умирали наши братья и отцы, так давайте объединим силы, чтобы больше никому не пришлось умирать!

Я говорила, и тишина передавалась от вея к вею пока, наконец, не покрыла всю площадь. Никто больше не кричал и не протестовал, меня слушали, на меня смотрели не отрываясь. Мне верили.

— Пламя… — шепнул кто-то.

И это слово прокатилось по рядам, усиленное многократно. Дравшиеся миг назад стражники, и те застыли, глядя на меня. Я подняла взгляд и увидела в собственной вытянутой руке белое императорское пламя Таш.

— Люче, —кто-то позвал меня тихо. — Прыгай, я поймаю.

Опустив взгляд, увидела Целеса, протянувшего ко мне руки. Спрыгнула, и он бережно подхватил меня, активируя крылья и перенося над толпой к храму. Он действительно вырос и изменился, за показной мягкостью крылась стальная драконья сила. Послышался шепот, аханье. Должно быть, мы красиво смотрелись вместе. Нежная сказочная принцесса, парящая в паре с золотокрылым драконом, держит в руке белый огонь.

Но пламя гасло, крылья Целеса были и в половину не такие яркие, как у Тео, да и я больше не была нежной.

— Спасибо, Цес, ты снова выручил меня.

Едва мы опустились на порог, мягко высвободилась и отстранилась. И несколько секунд боролась с неуместным желанием спросить, как он сумел сблизиться с мачехой, да так, что называет мамой и восхваляет.

Но в этот миг храмовые двери распахнулись. Передо мной возникли восемь храмовых прислужников в черных тонких сутанах, с лицами, закрытыми черной вуалью, и я, забыв о Целесе, шагнула в антимагический барьер.

— Ваше Высочество, — мягко прошелестел голос от одной из фигур. — Следуйте за нами.

Я никогда не была в кругу Истины, поэтому вместо того, чтобы потупить взор, как подобает набожной вейре, вовсю рассматривала залу. Простая, выложенная грубоватым каменным узором, литыми скамейками, словно в молельне, без окон и дверей. Зала казалась большой, но к моему удивлению, прошли мы ее довольно быстро.

Через высокий проход, затерянный в колоннах, мы вошли в следующую залу, которая оказалась много удивительнее рассказов о ней. Тео проходил круг Истины дважды и рассказывал о бегущих по стенам рунам, и предупреждал, насколько бессмысленно пытаться понять их. И верно! Сколько бы я ни вглядывалась, не смогла узнать ни единой руны.

В третью залу вошла с трепетом. Первый каменная зала ведает низменные животные инстинкты: алчность, злоба, расчет, коварство… Вторая, серебряная, оценивает чистоту помыслов, а вот золотая — последняя зала — пытает на одну только гордыню.

Для круга Истины никто не чист, но кто-то нравится богу-дракону больше других, кто-то меньше. Говорят, последнюю залу