Хозяйка прошла через палату, перед ней расступались такпоспешно, словно от нее несло жаром. Додон провожал взглядом, в котором былозатравленное выражение. Она остановилась ближе к крыльцу, ее было видно кактолпе народа, так и знати. Повернулась, сказала с холодным удовлетворением:

— Наконец-то зрю настоящего освободителя!

Светлана слышала как ахнули во всем зале. А со двора донессяпротяжный вздох, в котором облегчения было больше, чем изумления. Всюду, кудападал ее взор, были открытые рты и вытаращенные глаза. Волк сильнее стиснулпальцы Светланы. Она чувствовала его ярость, разочарование. Когда заговорил,голос был сдавленный от бешенства:

— Уходи! Ты не наша богиня. Тебе здесь не поклоняются.

Хозяйка на него не повела и бровью. Властно простерла дланьв сторону царя:

— Что скажешь?

— О чем? — пробормотал Додон.

— О своем спасении. Много ли побито чудовищ, доблестно литебя освобождал сей герой?

— О этом я сам наслушался, — сказал Додон. — Зачем ты менямучишь?

В мертвой тиши Хозяйка сказала раздельно:

— Скажи правду.

Додон покачал головой:

— Глупо.

— Скажи правду!

Он повторил устало:

— Глупо... Боги слишком просты. У них была только правда.Потом от людей узнали еще и неправду... Но у людей кроме правды и неправды естьеще множество полуправд, правд во имя спасения, горьких правд, лечебной лжи,лживой правды, правдивой лжи, лжи во имя правды... Боги не понимают, как правдаможет разрушить то, что спасла бы ложь. Но мне все обрыдло! Пусть катится все впропасть, я скажу тебе правду, раз уж ухватила за горло. Да, меня вывел изкаменного мира другой. Не Волк.

В палате пронесся вздох. Повеяло холодом. Волк страшнозаскрежетал зубами. Его воины поправили пояса так, чтобы все видели вблизи ихладоней рукояти мечей.

Рогдай нашелся первым:

— Не Волк? — голос воеводы был радостным. — А кто?

— Другой, — ответил Додон нехотя. — Я предпочел бы, чтобыэто был Волк. Потому и сказал. Волк мог бы в самом деле меня найти и вывести насвет. Но удача выпала... рабу и разбойнику! Тому самому, который сбежал сристалища, тем самым лишив и вас радости зреть удалой бой!

Снова в палате пронесся полустон-полувздох. Хозяйка покачалаголовой:

— Странно делитесь на знать и рабов... Для богов различимытолько мужчины и женщины. Ты клянешься встретить его достойно?

— Царское слово, — ответил Додон, — крепче адаманта. Не далслово — крепись, а дал — держись. Слово не воробей... Да-да, не двигай бровями,понял. Клянусь здоровьем и короной, хоть требуешь чрезмерного. Ну, где мойнастоящий спаситель?

Хозяйка повернулась к толпе. На каменном лице глазавспыхнули красным огнем, будто в черепе бушевало пламя. Она повелительновытянула руку:

— Вот он!

От пальца Хозяйки Медной Горы словно бы метнулся горящийдротик. Толпа расшарахнулась в стороны. В глубине стояла кучка мужчин влохмотьях, с нечесаными волосами, угрюмыми лицами. Двое держали под рукитучного воина в шлеме и кольчуге. Он все норовил лечь, его с трудом вздергивалина ноги. Когда он мотнул головой, разбрасывая слюни, Светлана с удивлениемузнала пьяного как чип Ховраха. Похоже, все они проделали долгий путь. Когдапоняли, что палец Хозяйки указывает на их, то отступили, утаскивая с собойХовраха.

Последним отодвинулся человек с длинным чубом на бритойголовой и золотой серьгой в левом ухе. Оставшийся мужчина видимо решил, чтобесполезно горбиться и опускать лицо, выпрямился.

Он был высок, по-звериному силен, черные как воронье крыловолосы падали на лоб. Глаза прятались под черными сдвинутыми бровями, лицо сперебитым носом было в шрамах, по-разбойничьи красивым, злым и яростным.

На плече сидела крупная толстая жаба. Выпученные глаза былиприкрыты пленкой, но гребень на спине угрожающе вздыбился.

Додон несколько мгновений угрюмо смотрел на этого варвара взвериной шкуре. Настолько прост, что ломится через жизнь как могучий лось черезкустарник. И все ему удается, головы ни над чем не ломает, сердце от боли нервется, по ночам не просыпается в холодном поту.

Зависть, настолько черная и нежданная ударила в голову, чтоон заорал дико:

— Разбойник!.. Вор!.. Убивец!.. Хватайте его!

Гридни, выхватывая мечи, бросились со ступеней. Мужчины,отступившие за спину Мрака, выхватили из-под одежды мечи и длинные ножи. Ховрахвсхрапнул как конь, высвободился и вытащил из перевязи топор. Его шатало, ноголос был зычный как у злого дива:

— Слава царю Додону! Бей...

Гридни остановились, ошарашенные таким кличем. Ховрах готовдаться с ними, но он тоже за Додона! А Хозяйка, не давая времени раздумывать,проговорила властно:

— Ты царь... или не царь?

Додон застыл с раскрытым ртом. Лицо стало синюшного цвета.Грудь вздулась как у петуха урюпинской породы, руки бессильно задергались, апальцы стиснулись в кулаки.

— Э-э-э, — прохрипел он, — погодите вязать...

Гридни с облегчением попятились. Мужики за спиной Мракаспрятали оружие и, видя что ему пока что смерть не грозит, растворились средипростого люда. В толпе стоял гул, все лезли друг на друга, стараясь рассмотретьчто происходит, но не переступали невидимую черту, и Мрак стоял в одиночестве,пока не подошел пьяный Ховрах, стал рядом.

— Твой настоящий спаситель, — сказала Хозяйка властно.

Додон смотрел исподлобья. Глаза блистали как у паука,выгнанного из темного угла на яркий свет. Воеводы растерянно переглядывались,только на лице Рогдая проступило облегчение. Пусть разбойник, пусть тать, пустьгном или чудо лесное, только бы не Горный Волк!

В толпе уже послышались выкрики, слились в общий радостныйшум. Матери поднимали детей над головами, чтобы те увидели героя, спасшегоцаря. Героя, который сотворил подвиг и не явился за наградой.

Додон стискивал кулаки, ощутил как пахнуло знакомымиблаговониями. Это, оттеснив Рогдая, придвинулся Голик. От него мощно неслодушистыми маслами, но не могли заглушить запах степных трав и едкой дорожнойпыли.

— Народ ликует!.. — шепнул он на ухо. — Похоже, этот деньлегко превратить в праздник.

— Это же тот вор, — прохрипел Додон задушенным от яростиголосом, — который все испортил, все порушил!

Голик удивился: