— Да? А я думал, Хозяйка Медной Горы помешала больше.

Додон прохрипел с натугой, будто сидел на раскаленнойсковороде и терпел боль:

— Что делать?

— Улыбаться приятно, — прошептал Голик. — И приветствовать.Приветствовать отечески! А там придумаем.

Додон с трудом заменил гримасу бессильной ярости на подобиеулыбки:

— Точно?

— Выигрывай время, — шепнул Голик. — Потом сотрем в порошок.Никакие богини не помогут.

А Мрак услышал радостный визг. Со ступенек во двор сбежалаКузя. Она еще издали раскинула руки, бежала со всех ног, едва не падала,стремилась явно к нему.

Слегка обалделый, Мрак присел на корточки и приготовилсяподхватить ребенка. Кузя налетела как крупный щенок, едва не сбила с ног. Мракподхватил ее, поднялся, а Кузя быстро карабкалась на него, цеплялась к нему,целовала, счастливо смеялась, пробовала совать крохотные пальчики в его уши:

— Я знала!.. Я знала, что вернешься!

— Ну-ну, — сказал Мрак ошарашено. — Какая ты... быстрая...

Светлана строго прикрикнула:

— Кузя!.. Перестань! Сейчас же слезь!

И, повернувшись к Мраку, с извиняющейся надменной улыбкойобъяснила:

— Прости ее, герой. Моя сестра росла избалованным ребенком.

Кузя ахнула негодующе:

— Ты почему с ним там говоришь?.. Будто не узнаешь!

Голик и Рогдай уже отдирали ее от Мрака. Она цеплялась заего шею, лягалась, верещала:

— Дураки!.. Не узнаете?.. Мрак, они тебя не хотятпризнавать!

Светлана объяснила Мраку:

— Глупенькая... У нас был волк, черный и лохматый, его звалиМраком. Не понимаю, что на нее нашло.

Кузя цеплялась за черного и лохматого, но ее утащили. Онаоглядывалась, в глазах заблестели и сразу же хлынули чистыми ручейками слезы.Жаба на плече Мрака тяжело вздохнула. То ли сочувствовала, то ли с облегчением,не желая делить Мрака еще с кем-то.

Мрак ощутил как защемило в груди. Чистое детское сердечкопризнало его сразу. Кузя даже не понимает, как это другие не видят в нем ихпрежнего друга волка!

В зале нарастал тревожный говор. Волк выпустил рукуСветланы, отступил к своим воинам. Они с откровенной враждой поглядывали нагостей, алчно ощупывали взглядами золотые гривны на боярских шеях, алмазы ияхонты в женских серьгах. А Хозяйка, уже потеряв интерес к делам смертных,неспешно вернулась к гранитной стене. В каменных плитах пола за ней багровеливдавленные следы. Теперь не только Мрак чувствовал, что через палату прошламедная гора. Запах горелого камня стал сильнее.

На миг обернувшись, она сказала уже равнодушно:

— Мрак, я вернула долг. Больше на меня не рассчитывай.

Она вошла в каменную стену, словно в утренний туман.Потрясенные люди видели как исчезает ее силуэт, удаляясь и колеблясь, затемкамень снова стал зримо твердым и непроницаемым.

В палате заметно потемнело. Светильники едва горели, факелычадили. Лица гостей были серыми от тревоги. Волк выпрямился во весь огромныйрост. Его трясло от бешенства, на губах показалась пена. Он не замечал дажеМрака, мало ли бивал таких оборванцев, не замечал дрожащей Светланы — красиваяженщина не заменит чувства власти, он видел только скорчившегося на тронеДодона и дрожащее стадо его бояр и советников.

Голос от ярости срывался на хрип:

— Да, беглому рабу и вору повезло больше. Но я сказал так,потому что хотел спасти вас всех от позора!.. Ну что ж, царь Додон. Ты самвосхотел этого!.. Есть сила, супротив которой ни ты, ни сто тысяч Хозяек МедныхГор ничего не сделают! Вот эта сила!

Его указательный палец уперся в ряды воинов. Бородатые,хмурые, они стояли ровно как бревна в частоколе, и раздвинуть или столкнуть сместа было так же непросто, как врытые в землю осмоленные бревна.

— Я с ними не ссорился, — сказал царь нерешительно,

— Да? — прорычал Волк. — А кто не платит за службу еще сзимы? Ты посмотри как обнищали! Взгляни на их оружие, которое надо заменить,подправить, а оружейники за все денег требуют! Я объявляю во всеуслышанье: утебя нет денег, дабы заплатить!

Мрак быстро посмотрел на царя. Тот съежился на тронебледный, лоб покрылся капельками пота. Во взгляде было затравленное выражение ижажда держаться на троне до конца. Но если денег в самом деле нет, есликазначей с двадцатью сундуками золота бежал в Артанию, как говорят в народе,если даже челядь наполовину пришлось отпустить на прокорм в ближайшие села...

Воины грозно роптали. Оружие начало позвякивать громче игромче. Вроде бы никто не бил рукоятями топоров в щиты, но бронза звенела какперед боем.

На губах Волка проступила зловещая улыбка. Она была как щельна каменном лице, как волчий капкан, но ширилась, и Мрак видел как бледнелцарь, как дрожала Светлана. Кузя пролезла обратно между ног взрослых,требовательно ухватила Мрака за руку:

— Сделай же что-нибудь!

— Я?

— Да! Ты же самый сильный, ты все умеешь! Только ты всеумеешь.

Мрак услышал далекий шорох и треск, словно большой червьполз под землей, рвал коренья деревьев и жрякал на ходу. Шорох становилсягромче. Еще никто не слышал, только волчье чутье и обостренный слух заставилиМрака насторожиться, и когда Кузя снова дернула за руку, он прошипел:

— Ш-ш-ш!.. Смотри вон туда.

— Куда? — переспросила Кузя подозрительно.

Он указал, и Кузя уставилась на мраморные плиты. Там задрожало,две плиты вспучились, встали шалашиком. Снизу пошел оранжевый свет. Пахнулотеплым воздухом, чуялся запах гари. Показалась голова огромного полоза: скрупный валун, ярко-желтая, пышущая жаром как разогретая для поковки глыбаметалла.

Он выдвигался с пугающей неподвижностью, будто его что-товыталкивало снизу. Тело было толщиной с бревно, янтарно желтое, полосы исчезлина светлом брюхе. Когда выбрался весь, голова была уже почти у противоположнойстены. Он оглянулся на истончившийся хвост, раскрыл пасть, на миг полыхнулослепляюще оранжевым огнем. Зашипело, волна жара ударила в людей с такой силой,что послышались крики. Кто-то упал, закрываясь руками. Остальные отступили кстенам, ладони держали у лица, прикрывались от жара.

— Жи..лу... у...вел, — проскрипел полоз жутко. — Жи...лу...

Затем с размаху ударил головой в стену, начал погружатьсяпрямо в треснувшие камни. Гости замерев, смотрели как гигантское тело втянулосьследом, а в месте исчезновения осталось оранжевое пятно с человечью голову. Отпятна несло жаром, а капельки еще стекали по стене, застывая как натеки воска.