я почувствовал, как у меня засосало пониже груди и, не теряя больше времени, выбрал кусок мяса, да хлебную лепешку.

— А сам ты откуда? Аккадский знаешь неплохо, но, — я сделал умный вид, — твое имя напоминает хеттское.

— Ты наблюдателен, мой друг, — пробубнил караванщик с набитым ртом, а затем, сглотнув, добавил, — но, в отличие от тебя, Саргон, я житель столицы.

Я кивнул, делая вид, что знаю о каком городе речь, хотя на самом деле понятия не имел, как называется главный город Хеттского царства.

Хазин вытер рот тыльной стороной ладони:

— Эх, хотел бы я сейчас оказаться в своей Сариссе, в окружении прекрасных наложниц, потягивая сладкое вино и сидя в прохладном бассейне, но, — его глаза хитро засверкали, — нужно зарабатывать деньги.

— По этой же причине и я здесь.

— Кстати, о наложницах. Ассис сообщил мне, что с тобой путешествует рабыня-нубийка. Крас-и-и-вая, — протянул Хазин слегка мечтательным голосом.

— Да, я захватил ее с собой, дабы не было так скучно, — усмехнулся я, прожевывая мясо. Оно было невероятно вкусным, прямо пища богов.

— Я хотел бы приобрести ее. Могу предложить очень хорошую цену. Скажем, пятнадцать мин серебра?

— Это и вправду щедрое предложение, Хазин, но она не продается. Я слишком привязан к этой огненной девице.

— Понимаю, понимаю, — караванщик похотливо подмигнул, — ну, хотя бы одолжи ее мне на ночь, а?

Я улыбнулся:

— Я и сам не против развлечься сегодня ночью.

— Хорошо заплачу.

Пока я сидел, изображая задумчивый вид, мой мозг лихорадочно искал ответ.

«Я не могу отказать ему, не навлекая при этом подозрений. Какой же торговец будет против такого предложения — отдать попользоваться рабыней, получив за это деньги и не потеряв собственность? Я не хочу делать это с Бастет, но что я могу?».

— Да о чем тут думать, Саргон? — нетерпеливо спросил Хазин, вновь беря очередную куриную голень. К фруктам он даже не притронулся.

— Сколько? — поинтересовался я лишь для того, чтобы потянуть время.

— Двенадцать сиклей. Это вдвое больше, чем в любом храме любви за самую прекрасную жрицу, — с довольной улыбкой ответил Хазин.

«О, боги, что же мне делать?! Отказать? Слишком рискованно… Согласиться? Бастет меня убьет!».

— Так, что же? — продолжал наседать караванщик.

«Нельзя тянуть с ответом!».

— Хорошо, — сказал я, мысленно представляя, как Бастет снесет мне голову, — но только в следующую ночь.

Хазин весело рассмеялся:

— Договорились, мой друг. Сегодня, так и быть, посплю в одиночестве.

Я натянуто улыбнулся и залпом осушил кубок с вином.

«Бастет меня кастрирует за это».

— Возможно, ты захочешь прикупить что-нибудь еще, — молвил я, вновь наливая вина, — среди моего товара есть хорошие мускулистые ребята — парочка мидийцев[1] и их красавицы-женщины, — я многозначительно улыбнулся, — если ты, конечно, не торопишься и можешь подождать мой караван, который прибудет через пару дней.

— Хм, — хрюкнул Хазин, — ради выгодного дела я готов простоять тут хоть неделю, особенно если ты, в свою очередь, приобретешь что-нибудь у меня. Устроим оазисный рынок!

Я засмеялся:

— Согласен. Но мне бы хотелось знать, что ты везешь?

— О, много чего! Сухие фрукты, кедровую древесину, расписную посуду, красивые ткани…

— Такая найдется? — я ткнул пальцем в кувшин с изображением змея.

— Разумеется, и не одна. Кувшины, чаши, кубки. Все самое лучшее, мой друг!

— Тогда я точно возьму немного посуды, кедровую древесину и, — я вспомнил белоснежные занавески на паланкине, — белую ткань, если есть.

— Найдется, все имеется.

— Что ж, — я поднял кубок, — выпьем за нашу удачную встречу. Хвала богам!

— Хвала богам! — поддакнул Хазин.

Мы осушили вино.

— А куда ты держишь путь дальше? — спросил караванщик, доедая курицу.

— Я планирую дойти до Мегиддо и распродать оставшихся рабов там. Если не получится, то поброжу по Сирии и вернусь домой.

— В Вавилоне поторговать не удалось?

«Осторожно! Не попадись!».

— Нет. Моя страна прекратила торговлю с Вавилоном так же, как и ваша, — ответил я, — да и сейчас не самое удачное время для торговли в Междуречье, учитывая как ведет дела Самсу-дитану.

— Да уж, это точно, — угрюмо произнес Хазин, смотря на меня слегка затуманенным взглядом. — Я тоже не задержусь в Вавилоне, если вообще доберусь до него. Выйду из этой проклятой пустыни к Евфрату, а потом двинусь на север в сторону Мари и дальше, в Урарту[2].

— А почему сразу не отправился туда? Из хеттских земель до владений Урарту не так далеко. Зачем делать такой крюк?

Хазин угрюмо посмотрел на меня сонными глазами, которые начали слипаться:

— Я же должен был купить кедр в Ханаане, чтобы продать его втридорога урартийцам. Обдирать жителей гор, как липку, то еще удовольствие, — он зевнул.

— Вижу, ты устал, — участливо произнес я, сам ощущая вновь накатившую слабость, — быть, может, тебе отойти ко сну? Да и мне рана все еще не дает покоя.

— Наверное, ты прав, Саргон, — снова зевнув, ответил Хазин, — самое главное мы уже обсудили, а попировать успеем и завтра. Даже больше скажу — мы просто обязаны попировать завтра, — он откинулся на подушки.

— Тогда до встречи, — вставая, ответил я, — еще раз благодарю за столь вкусный ужин. И рад, что мы договорились.

— Может, все же продашь мне красавицу-нубийку? — пробормотал Хазин. — Дам даже шестнадцать мин.

— Это очень выгодное и щедрое предложение, но мой ответ прежний — нет. Прости, Хазин, эта девица мне дорога.

В ответ я получил лишь нечленораздельное бормотание.

Хазин развалился на ложе пузом к верху. Его жирный подбородок сверкал в пламени треножников. Когда я подошел к выходу из шатра, он уже громко храпел.