бронзовое лезвие неприятно холодило кожу на горле, мой мозг стремительно искал выход из положения.

«Где же я совершил ошибку? На чем меня поймали? А этот жирный караванщик оказался не таким простым тюфяком, коим себя выставлял! И я купился на это. Да, я не так хорошо умею видеть людей насквозь, как хотелось бы. Меня на чем-то подловили, но на чем? Или это всего лишь проверка? Меня испытывают? И откуда, шакалы Ламашту, они знают об Азамате? Он настолько известный в этих краях головорез? Что делать?».

— Нет, я понятия не имею, кого ты имеешь в виду, — ответил я, всеми силами пытаясь вернуть голосу твердость.

Хазин вздохнул, а затем сделал несколько глотков прямо из кувшина и, смачно причмокнув, спокойно произнес:

— Нет смысла отпираться, Саргон. Я прекрасно знаю, что ты никакой не работорговец.

— Интересно, откуда? Посмотрим, что ты скажешь, когда прибудет сюда мой товар.

— Ох, пожалуйста, — Хазин нетерпеливо махнул пухлой рукой, — давай оставим, наконец, все эти бессмысленные разговоры. Нет у тебя никакого рабовладельческого каравана.

Нутром чувствуя, что проиграл, я решил не сдаваться и идти до конца:

— Да с чего ты взял, Хазин? И вели этому наемнику убрать с моей шеи меч. Или вы боитесь безоружного калеки?

— Не волнуйся, мой друг, уберем, — хмыкнул караванщик, — только ты можешь уже этого не увидеть.

Я почувствовал, как Ассис слегка надавил клинком на горло, повредив верхний слой кожи. Маленькая струйка крови потекла вниз, но я не сводил взгляда с Хазина, продолжавшего злобно ухмыляться.

— Быть может, объяснишь, чем вызвано твое недоверие? — ровным тоном спросил я.

— Если не хочешь бесславно закончить свои дни, то это ты мне расскажешь все, что потребуется.

— Что ж, — как можно равнодушнее ответил я, — тогда режь.

Легкое удивление отразилось на лице Хазина.

Его глаза слегка округлились, а брови поползли вверх:

— О, а ты храбрец. Только твоя смелость граничит с глупостью. Как известно, от одного до другого один шаг. Она тебе не поможет. Лучше сознайся добровольно.

— Я не собираюсь сознаваться в том, к чему не имею никакого отношения! Клянусь богами!

— Не гневил бы ты богов, Саргон.

— Им не в чем меня упрекнуть.

— Кроме того, что ты поклоняешься Мардуку, будучи эламитом, — хмыкнул караванщик.

— О чем ты?

На жирном лице торговца появилась омерзительная усмешка:

— Мардук — вавилонский бог, не эламский. При первой встрече с моими стражами ты проговорился, что поклоняешься этому двуречному богу молнии. В Эламе так не делают.

«Все-таки ляпнул не то. Дерьмо!».

Я попытался выкрутиться:

— Могу поклоняться, кому пожелаю.

Хазин тяжко вздохнул. Было видно, что этот разговор начинает его утомлять. Тем временем мои зародившиеся подозрения о том, что никакая это не проверка, почти полностью утвердились.

— По правде говоря, это все сущие мелочи, кому ты там на самом деле приносишь дары. Дело в другом, — Хазин залпом осушил остатки вина из кувшина, а затем спросил. — Наверняка ты хорошо помнишь вчерашнюю милую беседу за ужином?

— Да, я помню все.

— Это очень хорошо. В начале нашего разговора я сказал, что родом из столицы Хеттского царства, Сариссы, — Хазин замолчал, отрывая пару виноградин от грозди и отправляя их в рот.

— Ну и что? — равнодушно спросил я. — Причем тут я и твои обвинения?

— Да, притом, — хмыкнул караванщик, — что столицей Хеттского царства является Хаттуса, а не Сарисса.

— Я не настолько осведомлен о дальних странах… — начал, было, попытку выкрутиться я, но ее прервал громкий смех Хазина.

— Работорговец, совершающий караванные переходы из Элама в Ханаан, не раз путешествующий по миру, не имеет ни малейшего понятия о могучем Хеттском царстве? — спросил он, вытирая выступившие на глазах слезы. — Это так весело, но, клянусь бородой Тешуб-Тарку[1], звучит не настолько смешно, как «щедрое предложение» за рабыню в пятнадцать мин серебра.

Я молчал, прекрасно осознавая свой полный провал. Словно хижина, уносимая наводнением, уплывали и мои последние надежды.

— Пятнадцать мин серебра… — продолжал надрываться от смеха Хазин, — за нубийскую рабыню… со стройным телом, прекрасной грудью и очаровательными глазами… пятнадцать мин серебра… хорошая цена… да она стоит минимум двадцать! Минимум! Какой из тебя работорговец, Саргон? Да тебе только бобы в переулке продавать!

Я продолжал молчать, как рыба, пойманная на ужин. Что-либо говорить сейчас было бесполезно. Да я и не знал, что сказать. Где-то в недрах моего существа быстро расплывалось осознание полного краха.

«В который раз за последнее время? Я уже со счета сбился. Как же я устал от всего этого, да сожрут меня шакалы Ламашту».

— Учитывая все это, — уже спокойно продолжил Хазин, уняв приступ безудержного веселья, — а также вот это твое нелепое представление, — тут он ткнул пальцем в меня, — не трудно сделать очевидные выводы.

Поскольку я продолжал хранить молчание, караванщик нетерпеливо произнес:

— Ну?

— Что, «ну»?

— Готов рассказать, что задумал Азамат или предпочитаешь умереть, захлебнувшись собственной кровью?

Понимая, что дальнейшее отрицание бесполезно и приведет меня к гибели, я решил рассказать, но, по возможности, не все:

— Хорошо, но как ты узнал, что меня послал Азамат?

Хазин удовлетворенно откинулся на подушки:

— Полной уверенности у меня не было до сих пор.

Мысленно выругавшись, я произнес:

— Быть может, продолжим беседу в более спокойной обстановке? Мне не помешало бы выпить.

Хазин ухмыльнулся и кивнул Ассису:

— Хорошо, досточтимый командир. Думаю, вы можете подождать снаружи.

— Уверены?

— Да, что он мне сделает? — презрительно бросил караванщик. — Он еле на ногах держится, да и бежать ему некуда.

— Как скажете, — мрачно произнес Ассис, отводя меч от моей