В январе 1892 года Вильгельм предпринял практические действия по созданию германского военно-морского флота. Начальником Главного морского штаба он назначил Тирпица (очевидно, кайзер простил ему нелицеприятные высказывания в свой адрес год назад). Тирпицу велено было пребывать в Берлине и заниматься разработкой новой стратегии морской войны. Тирпиц сумел убедить Вильгельма, что Германии нужен мощный флот для защиты ее новых заморских интересов: «Лишенная морской мощи Германия в мире будет выглядеть как моллюск без раковины», чего хотела бы Великобритания. В то время Германия развивалась исключительно высокими темпами. Население страны ежегодно увеличивалось на миллион жителей. Развитие торговли и расширение земель за счет колоний были практической необходимостью. Проблема состояла в том, что объединенная Германия появилась на мировой арене слишком поздно — большая часть земного шара была поделена между великими державами. Задним числом сам Тирпиц выражал сомнение в естественности и органичности процессов, происходивших в Германии: «Не случится ли так, что наш быстрый подъем сменится страшным упадком?»

В конце февраля Вильгельм вновь удивил общественность намерением построить около Берлинского замка некую укрепленную башню, которая обеспечила бы широкий обзор набережной Шпрее и мостов. Цель — защита от анархистов, которые имеют план извести все правящие династии Европы. Для осуществления другой идеи Вильгельма — вырыть ров или создать искусственное озеро с той стороны замка, которая выходит на Фридрихштадт, пришлось бы снести шедевр архитектуры — здание Строительной академии, построенное Шинкелем. Башня так и осталась в проекте. 20 миллионов марок было выделено на обеспечение безопасности резиденции кайзера на строительство защитных террас и снос жилых домов в прилегающем квартале Шлоссфрейхейт, обитатели которого вроде бы имели возможность заглядывать в окна дворца.

На банкете, устроенном ландтагом Бранденбурга, Вильгельм неожиданно пустился в разглагольствования о том, что союзником Пруссии является сам Господь Бог, что именно божественный промысел помог Фридриху Великому в сражении при Россбахе. Далее он плавно перешел к собственной персоне, заявив: «Я поведу вас к еще более прекрасным временам. Курс верный, и полный вперед!» Ни Луканус, ни Каприви не потрудились отредактировать речь, и ее текст появился в официальном правительственном вестнике «Рейхсанцейгер» еще до того, как кайзер произнес ее. Конечно, речь вызвала в рейхстаге бурю. Баронесса фон Шпитцемберг выразила мнение, что кайзер страдает мегаломанией.

В марте прошел слух, что в скором времени канцлером станет Вальдерзее. Генерала это, видимо, весьма ободрило. Каприви и министр образования Цедлиц подали прошения об отставке — они не смогли провести через рейхстаг закон об образовании, столь дорогой сердцу кайзера. Особое недовольство парламентариев вызвал пункт о необходимости усиления контроля за школьным обучением со стороны церкви. Вильгельм так расстроился, что на две недели слег в постель — снова начались проблемы с ушами. На этот раз Каприви сохранил пост канцлера, но уступил пост министра-президента Пруссии ярому реакционеру Бото Эйленбургу. Вальдерзее отзывался о нем лаконично: «скользкий как угорь в масле».

Через месяц канцлер предпринял новую попытку провести в рейхстаге законопроект Вильгельма об образовании. Вновь неудача — на этот раз не поддержали католики. Каприви в отчаянии жаловался Гогенлоэ: кайзер «постоянно общается с разными людьми, что само по себе прекрасно; беда в том, что он при этом часто говорит совсем не то, что выражено в официальных заявлениях, а в результате возникают всякие недоразумения». Правые критиковали правительство, социал-демократы укрепляли свои ряды. Общественность выражала обеспокоенность союзом между Францией и Россией. «Проигранная война приведет к распаду рейха», — отмечал Вальдерзее.

Новым кошмаром для Вильгельма стала поездка Бисмарка в Вену на бракосочетание своего сына Герберта с графиней Маргаретой Хойос. 9 июня Каприви отправил послу в Вене Рейссу инструкции не оказывать визитеру «иных знаков внимания, кроме самых формальных». Послу также запрещалось присутствовать на церемонии. Королю Саксонии было не позволено принять Бисмарка во время его следования через Дрезден. Тремя днями позже сам Вильгельм написал личное послание Францу Иосифу с просьбой «не осложнять мое положение в стране оказанием гостеприимства этому моему непокорному подданному до тех пор, пока он не явится ко мне с повинной». Такое отношение к бывшему канцлеру лишь добавило тому популярности. Когда он проезжал по улицам, публика встречала его приветственными возгласами и выкриками: «Речь! Речь!» Бисмарк пытался утихомирить толпу: «Мне нельзя! Я должен молчать». В ответ раздавалось: «Если вы молчите, то заговорят камни!» Национал-либералы выступали за примирение между кайзером и Бисмарком и, если верить Филиппу Эйленбургу, за назначение канцлером Вальдерзее. Бисмарк не желал идти на какие-либо уступки. «Я пострадавшая сторона — ею и останусь», — заявил он баронессе фон Шпитцемберг.

Наступил июль — время очередной «северной экспедиции». По пути Эйленбург сделал остановку в Берлине, чтобы разведать обстановку. Он имел беседы с Каприви, Гольштейном, Гатцфельдтом и своим кузеном Бото, перспективы карьерного роста которого его очень интересовали. Выяснилось, что у Гольштейна терпение на исходе. Вероятно, именно к тому времени относится его высказывание: «Возможно, когда-нибудь и найдется такой человек, который осмелится сказать правду Вильгельму II, но только вот вряд ли кто его примеру последует». Кстати, Эйленбург порой говорил кайзеру правду, главным образом играя с Вильгельмом в теннис. 7 июля он написал своей матери:

В августе Вильгельм имел беседу с Гогенлоэ. Кайзеру стало известно, что в эльзасском казначействе обнаружились лишние деньги, и он пожелал потратить их на строительство корабля. Гогенлоэ предлагал закончить строительство дворца в Цаберне. Разговор коснулся острой темы: по стране ходили слухи, что Вильгельм хочет упрятать бывшего канцлера в тюрьму — конкретно называлась берлинская тюрьма Шпандау. Кайзер все отрицал — он не хотел делать из Бисмарка мученика.

14 декабря Вальдерзее писал в дневнике о роскошном приеме, оказанном Вильгельму во время его визита в Вену: «Газеты (австрийские) дышат византийством, пишут о нем как о величайшем из монархов. Такая безудержная и бессмысленная лесть сильно вредит ему, плохо влияет на его способность самооценки. Печально, но то же самое происходит и здесь». В ноябре вновь пошли слухи, что Вальдерзее вот-вот получит канцлерское кресло. Пока он продолжал прозябать в далеком от столицы Альтоне. Видимо, чувство разочарования и обиды толкнуло его на заключение сделки с Бисмарком с целью сместить Каприви. Бисмарк, получивший мандат депутата рейхстага, намеревался проголосовать против законопроекта о военном бюджете и таким образом окончательно дискредитировать действующего канцлера.

Осенью 1892 года разгорелся скандал, связанный с именем Леберехта фон Котце. Все началось с того, что в берлинском высшем обществе стали циркулировать анонимные письма порнографического содержания с рисунками, изображающими видных вельмож в весьма красноречивых позах, — к рисункам обнаженных тел были искусно подклеены изображения известных лиц. Нередко в них можно было узнать кайзера. В то время многие говорили о его романе с графиней Гогенау (супругой Фрица Гогенау, сына принца Альберта Прусского от его морганатического брака с Розали фон Раух). Семью Альберта постоянно преследовали скандалы на сексуальной почве: его первая супруга, голландская принцесса, была уличена в измене; ее любовником был кто-то из придворных. У графини Гогенау были очень красивые руки, что всегда возбуждало любвеобильного Вильгельма. Если верить слухам, то первая из появившихся анонимок как раз и содержала изображение Вильгельма и графини в охотничьем домике в берлинском пригороде Грюневальде. Парочка не была обременена предметами одежды, если не считать таковым меховой палантин на плечах у дамы. Надпись гласила: «Лолоки и Лотка».