– Да, – не уточняя, какие, ответил он.

Мы оба знали, о чем речь…

– Он ждет, – сказал я. – Две тысячи лет – ждет. В Холоде. Ваду.

– Я тоже – в аду, – вдруг прошептал Маркус.

– Ты – не он. – Я взял его за худенькие плечи, сжал пальцы,понимая, что причиняю боль. Но только боль сейчас могла нам помочь. Корысть истрах, боль и жестокость. Чужая кровь, что сейчас прольется вместо нашей… – Тыдругой, Маркус. Тебя тоже не спросили, хочешь ли ты прийти. Но ты пришел, тыначал свой путь. Теперь – терпи.

– Я терплю.

– Я бы сделал все сам, Маркус. Все, что в человеческих силах.Но тут не хватит человеческих сил. Нам надо отвлечь Стражу – и нашу, иосманскую…

Маркус открыл глаза. Посмотрел на меня – и горько улыбнулся.

– Сейчас?

– Да, – сказал я.

Хелен торопливо сказала:

– Но ведь если это не поможет, мы только выдадим…

Маркус ее уже не слушал. Он протянул вперед руку, и глазаего выцвели, утратили жизнь.

Ничего не происходило. По-прежнему стояли на вышкахкараульщики.

– Готово, – сказал Маркус.

Я уставился на вышки, ничего не понимая. Почему они нерассыпаются?

И тут один из караульных сделал шаг.

Вышка зашаталась. Будто построенный из спичек домик, чтопребывал в шатком равновесии, пока на него не села муха.

До нас долетел пронзительный вопль, лишь чуть смягченныйрасстоянием.

А следом – негромкий хруст, будто раздраженно газетукомкают.

На второй вышке охранники бросились к перилам, пытаясьразглядеть, что происходит. И тут же полетели на землю – перила рассыпались уних под руками.

– Давай… османские… – скомандовал я.

Две сторожевые вышки грудой дров валялись на земле. Клубыпыли плыли в воздухе – и впрямь можно поверить, будто под них слабенький фугасзаложили…

– Есть… – прошептал Маркус.

Я обхватил его, чтобы Маркус не упал лицом в землю. Ноудивительное дело, он сознания не потерял. Лишь лицо стало бледным, дышал онпрерывисто и часто.

С горизонта исчезли площадки османских вышек.

– Только бы вышло… – пробормотала Хелен, с тревогой глядя наМаркуса.

– Уже вышло, – сказал я.

– Это полдела, надо, чтобы стражники сцепились друг сдругом, – отрезала Хелен.

Кивнув, я стал наблюдать.

Некоторым стражникам повезло. Двое отползали от дровяныхкуч, в которые превратились вышки. Один отбегал, даже не прихрамывая. Из баракавыскакивали стражники с мечами наголо. Я насчитал полную дюжину. У одного дажебыл пулевик.

Ну и застава!

– Гляди! – Хелен указала в сторону.

Вдоль границы скакал разъезд – десяток всадников. Кониказались бодрыми – видно, пришпорили их, только увидев падающие вышки. Возлепервой двое спешились и стали разгребать завал. Один из всадников вдругостановился, крикнул что-то и поскакал обратно.

К заставе, за помощью. Даже не надо гадать.

Мы ждали.

Времени у нас было – ну с полчаса, при самом хорошемраскладе. А потом соберется здесь столько Стражи, что ноги бы унести…

Тем временем показались и османские пограничники, вынеслисьна рысях из чужих перелесков. Их было больше – десятка три, все конные. Вряд лиони всерьез считали, что их вышки обрушили державные диверсанты. Но что быливзбудоражены и напряжены – это уж точно.

Ясное дело, наша Стража появление янычаров без внимания неоставила. Несколько человек продолжали возиться с рухнувшими вышками, нобольшая часть, включая всех всадников, выдвинулась навстречу.

Так они и гарцевали по низкой траве, вдоль черной горелойполосы, не отнимая рук от оружия, но и в схватку вступать не спеша. Все-такимир нынче, пусть Держава от своих претензий на южные земли не отказалась…

– Они не станут, не станут драться. – Голос Хелен отнапряжения стал чужим и злобным. – Что же ты наделал Ильмар, ты все испортил!

Я не отрываясь смотрел на пограничников. Оттого и не понялсразу, что произошло. Тяжко, будто старик, вздохнул Маркус. Крепким словцомругнулась Хелен.

Один из наших стражников, нелепо взмахнув руками, крутнулсяи упал с лошади, успев лишь вскрикнуть от неожиданности. Так кричат, получив вгрудь арбалетный болт.

Или – когда исчезает под тобой надежно притороченное седло.

Громыхнули два выстрела подряд – наши стражники падениевсадника случайностью не сочли. Выстрелы были удачны. Под одним янычаром убилолошадь, другой – схватился за плечо, а конь его, почуяв слабость седока, самразвернулся и понесся прочь от боя. Остальные, обнажив кривые сабли, ринулисьчерез границу. Черный пепел взвился под копытами коней.

Наш разъезд не струсил. Сверкнули стальные палаши, выкрикнулкоманду старший – и неполный десяток державной Стражи поскакал навстречу врагу.

И хоть это было неправильно, и даже стыдно было бы мне,самому затеявшему эту свару, восхищаться отвагой пограничников – я восхитился.

Никаких надежд они не питали. Разве что получить несмертельную, пускай и тяжкую рану, упасть, да уцелеть в горячке боя и танцекопыт.

Опустились палаши, упали сабли. Человеческий крик илошадиное ржание слились воедино, верховые смешались, закружились – и державныхвсадников осталось трое или четверо. Но уже бежали к конным солдаты, обученныедраться против кавалерии, и, перезарядив пулевики, готовились дать новый залпнаши стрелки…

– Ильмар!

Хелен зло толкнула меня в плечо, и я сбросил оцепенение. Вотон наш шанс, единственный. Пока граница не просматривается с вышек, пока всеближайшие пограничники заняты в смертельной сече. Я вскочил, поднял беспамятногоМаркуса. Он все-таки лишился сознания – забрав на Слово седло нашего всадника.

Мы побежали к границе.

Лишь один из пограничников заметил нас. Окровавленныйосманский янычар, на миг вырвавшийся из кровавой схватки. Он придержал коня,решая, что делать. Промедление стало для него роковым – кто-то из державныхпограничников успел перезарядить пулевик и выстрелить.

Остальным было не до нас. Они были слишком заняты, убиваядруг друга.

Только в детские годы, слушая рассказы пастыря или учителя очужедальних странах, можно верить в силу граничной межи. Мол, до нее нашаземля, правильная и понятная, а сразу за ней – странные языческие земли.