с местными бабульками пообщаться. Мужик со странностями, но добрый, безотказный, всегда готов и починить что-то, и сумку донести… Живет здесь с детства, жена бросила несколько лет назад, где пропадал последние годы – не знают… Как будем брать? Соседи друг друга знают, вариант с «протекающей снизу квартирой» не пройдет. Может, вызовем ОМОН?.. Все же подозреваем не в краже тапочек из общего коридора – могут возникнуть эксцессы… Я слышал, что у психов силы увеличиваются раз в десять…

Договорить он не успел: лицо его застыло, глаза сузились, и напряженным взглядом он уставился куда-то поверх плеча Беликовой.

– Он? – догадалась Беликова, едва сдерживаясь, чтобы не обернуться.

– Ага, – стараясь не шевелить губами, ответил Мартынов, – в эту сторону идет. Сейчас мимо проходить будет…

Он незаметно запустил руку под пиджак и, когда человек сравнялся с ними, выхватил пистолет:

– Стоять! Милиция!

С другой стороны его подстраховывал Григорьев. Беликова с любопытством посмотрела на замершего рядом с ней человека. Мужчина как мужчина. Чуть повыше среднего, светловолосый, широкий в плечах, с грубоватыми, но располагающими чертами лица. Разве что лицо малоэмоциональное – даже после окрика Мартынова не дрогнула ни одна черточка, но разве мало на свете выдержанных людей?..

«У страха глаза велики, – подумала Беликова, – а девочки его чуть ли не монстром расписали. Обычный убийца. В нем-то как раз ничего страшного нет. Душегуб как душегуб».

– Вы – Суханов Петр Александрович? – спросил Григорьев.

– Так точно, – спокойно ответил человек.

– Протяните вперед руки, – потребовал Максим и защелкнул на задержанном наручники. – Пройдемте в машину.

Все так же, без тени эмоций, человек повиновался.

«Странно, – подумала Беликова, – нормальный человек начал бы возмущаться, удивляться, наконец… Попытался бы сыграть недоумение… Странно…»

Видимо, та же мысль пришла и остальным участникам задержания.

– Не удивляет наш визит? – полюбопытствовал Григорьев, усаживаясь на заднем сиденье машины Мартынова, рядом с задержанным.

– Нет, – равнодушно ответил Суханов.

Беликова пристроилась на переднем сиденье, сбоку от ведущего машину Мартынова. С нескрываемым любопытством обернулась к задержанному:

– Может быть, вы не станете скрывать и свою причастность к убийству писательниц и проституток?

– Я убил, – без тени эмоций сообщил Суханов.

Инспектора переглянулись между собой, удивленные и встревоженные одновременно.

– Но… зачем? – спросил Григорьев.

– Безопасность страны. Идеологические основы. Непопулярные, но необходимые меры, – отчеканил Суханов. Беликова заметила, что он все же начал беспокоиться. Только беспокойство это проходило как-то странно: он словно стал «приседать сидя», покачиваясь всем корпусом и втягивая голову в плечи. Дыхание участилось, на лице появилось какое-то болезненное выражение…

– Вы знакомы со Смоляковым? Писателем Смоляковым? – спросила она, желая переменить нервирующий задержанного разговор.

– Писатель? – негромко переспросил тот. – Писатели сейчас враги. Политики – враги… До политиков не добраться. Проститутки – враги. Соблазняют, разрушают… Идеология… Основа основ… Кто чем может… Мы последний оплот России…

– Кто «мы»? – быстро спросил Григорьев.

– Не надо, Максим, – предостерегающе сказала Беликова, но закончить фразу не успела…

То, что произошло, впоследствии вспоминалось как замедленная киносъемка, хоть все события уложились в считаные секунды…

Коротким ударом под дых Суханов обездвижил сидящего с ним рядом Григорьева и плавным взмахом, словно продолжая выполнять спортивный «кант», ударил сидящего впереди Мартынова скованными руками в затылок. Машина резко вильнула, с громким скрежетом царапнула боком кромку тротуара… Последовал сильный удар, и, уткнувшись в фонарный столб, машина замерла… А потом, в наступившей тишине, один за другим, ударили два выстрела…

От удара о лобовое стекло Беликову спасла только укоренившаяся привычка пристегиваться ремнем безопасности – она не любила машины и, невзирая на насмешки коллег, старалась соблюдать правила до скрупулезности… С трудом восстановив перехваченное дыхание, она повернулась назад… Мертвые глаза Суханова смотрели на нее все так же равнодушно и безэмоционально. Изо рта бывшего офицера медленно ползла густая струйка крови. Кровь была не красной и не алой, а темно-багровой, почти черной… И совсем не похожей на кровь…

– На хрена?! – еле слышно спросил согнутый в три погибели Григорьев. За совместную десятилетнюю работу Беликова впервые услышала слова брани от всегда выдержанного прибалта. – На хрена было стрелять на убой? В ногу нельзя?!

– Тебе надо было не то что в ногу, а в задницу стрелять, – прохрипел Мартынов, проводя пятерней по окровавленному лицу, – чтоб за оружием следил…

Григорьев автоматически схватился за поясную кобуру, еще раз чертыхнулся:

– Иоп! Даже не заметил… Кто ж думал?!

– Вот и я… Не думал… Наверное, еще армейский инстинкт сработал, – признался Мартынов, – пальнул прямо сквозь сиденье… Кто ж думал, что так удачно попаду? Как пистолет успел выхватить, как затвор передернул и стрелять начал – хочешь верь, хочешь не верь – самому сейчас сказкой кажется… Екатерина Григорьевна, с вами все в порядке?

– Чтоб ты на детские грабли наступил! – с чувством пожелала Беликова. – А сам как думаешь? Он совсем мертвый или сейчас, как в фильмах ужаса, воскреснет и опять драться начнет?

– Совсем, – со знанием дела заверил Григорьев, – но насчет фильмов ужасов вы недалеко от истины ушли. Не скажу, что обделался со страху, но чайная ложечка в штанах все же есть… На этот раз мы явно того парня взяли. Без всяких сомнений…

– Да, – подтвердил Мартынов, – теперь вся порноиндустрия нас на руках носить должна… Кто мне ремонт машины компенсирует?

– Достоевский, – цинично заметил Григорьев.

– Ясно… Стало быть, я пострадал за идею, – понимающе кивнул Мартынов, – знаете, господа, а меня почему-то тошнит… Может быть, я беременный?

– Сейчас милиция приедет – все беременными станем, – желчно ответил Григорьев, – только почему-то, в отличие от фильмов и книг, я не слышу ни милицейских сирен, ни спешащих на помощь «скорых»?.. Посреди города стрельба, авария, а они… Эй, Вадик?.. Вадик!..

– Сознание потерял, – сказала Беликова, глядя на ткнувшегося лбом в рулевое колесо Мартынова, – здорово при ударе приложился… Первый раз со мной такое… Даже не знаю, что говорить и делать… А все же мы его взяли, а? Взяли, Максим!..

– Только не знаю, радоваться ли этому, или плакать, – устало отозвался Григорьев, прислушиваясь к долгожданным сиренам приближающихся машин…

Был поздний вечер, когда Беликова смогла наконец добраться до квартиры Смолякова. Надавила кнопку старого, еще медного звонка и откуда-то из недр квартиры уловила едва слышное:

– Входите, там открыто!

Двухкомнатная квартира писателя была небольшой. Повсюду, даже на кухне, горел свет. Писатель сидел за столом в дальней комнате и что-то писал в толстой тетради. На секунду оторвавшись от своего занятия, бросил быстрый взгляд на гостью, улыбнулся:

– Добрый вечер, Екатерина Юрьевна. Подождите, пожалуйста, секундочку, я сейчас закончу… Нашел интересную фразу: «Книги – это измазанные чернилами сны». Я сейчас, буквально одну минутку…

Однако работал он