того и не заставишь… Да, тяжело. А когда было легко? Мы изнежились – вот в чем дело. Только изнеженные неврастеники считают, что «все пропало, все пропало». Жить, работать, оставаясь людьми, – разве не этому учит нас вся история? Книги? Сама жизнь?

– Плохо учит! Плохо! Я за полгода сумел больше, чем за десять лет! Посмотрите кругом: страх их всколыхнул, страх, а не идеология! Может быть, я опять успел мало, но кое-что все же смог: заговорили! Начали думать. А почему? Испугались… Я познакомился с Сухановым еще во время первой чеченской. Приезжал туда по делам, а он как раз в это время был ранен и… Полковой врач рассказал мне тогда, чем может быть опасен такой человек, оставаясь на свободе. При определенном подходе – я не стану вдаваться в подробности – он может выполнить все, что от него потребуют… Да, это подло – использовать такого человека, но я делал это не ради своих интересов.

– Я думаю, Катерина бы вас не одобрила, – тихо сказала Беликова. – Нет, не одобрила бы.

– Знаю, – спокойно согласился он, – я все знаю… И был на все готов. Я тогда был не готов только к одному: увидеть вас. Словно рок… Словно Катерина хотела мне этим что-то сказать… Я испугался, поторопился уйти, а потом подумал: какая разница, как все кончится? По крайней мере хоть кто-то будет знать всю правду… Я знал, что вы меня подозреваете. Но мы же профессионалы, играть на раскрытых картах для нас не позор… Да и вам повезло: оказались в нужное время в нужном месте. Судьба сложилась так, что, кроме вас, вряд ли кто-ни-будь смог распутать тот узел, который я завязал…

– Смогли бы. В мире все устроено правильно, – покачала головой Беликова, – так или иначе, но это должно было закончиться, ибо это… Неправильно…Последнее убийство организовали, потому что Бортко пожалели?

– Много было причин, – отмахнулся Смоляков, – одна из них – вы…

Он достал из ящика стола небольшой, блестящий серебром пистолет и положил поверх тетрадки, в которой до этого что-то писал.

– Убивать меня будете? – с любопытством спросила Беликова.

– Вас? – удивился он. – Нет, что вы… Я был почти влюблен в вас… Это странно в нашем возрасте, не правда ли?.. Бежать мне тоже, к сожалению, поздно… Да и некуда… Они скоро приедут?

– Я просила дать мне полчаса, – призналась Беликова.

– Значит, надо торопиться. У меня к вам просьба.

– Все, чем могу.

– В этой тетрадке я написал, почему и как я сделал… то, что сделал. Сможете позаботиться, чтобы не была она похоронена в архивах следствия? Чтоб узнали…

– Не знаю, – тихо ответила она, – я не думаю, что это… пойдет на пользу…

– Спасибо за откровенность, – усмехнулся он и, вдруг став серьезным, спросил: – Екатерина Юрьевна… А вы смогли бы меня полюбить… Если б мы встретились с вами раньше… До всего этого?

Беликова растерялась, не зная, что ответить.

– Мне казалось, что я вам не противен, – он посмотрел на нее с таким жалобным лицом, что она решительно сказала:

– Да, наверное, смогла бы…

– Спасибо, – он улыбнулся, – даже если врете – спасибо… А теперь отвернитесь, пожалуйста… На минутку…

– Может быть… – неуверенно начала она, но Смоляков остановил ее властным жестом:

– Не говорите глупостей. Все идет так, как надо…Спасибо вам за эти последние дни… А теперь все же отвернитесь.

Она медленно отвернулась к окну. По стеклу ползли ручейки – шел дождь. Она достала из сумочки папиросы и закурила, заметив, как сильно дрожат пальцы… Папироса не успела истлеть до середины, как за ее спиной сухо хрустнул выстрел. Выкинув окурок в форточку, она подошла к мертвому, на груди которого медленно расплывалось багровое пятно, и погладила его по небритой щеке:

– Я не врала… Если б все было не так…

Взяла со стола тетрадку и медленно пошла к дверям…

Дома, поджав хвосты, собаки смотрели на нее виноватыми глазами.

– Догадываюсь, – вздохнула Беликова, – по куче уже наделали? Но это не ваша вина. Хозяйка у вас безалаберная, за целый день и пяти минут для вас не нашла. Не вам, а мне перед вами извиняться надо… Подождите, мои хорошие, сейчас я переоденусь и покормлю вас.

Пройдя в комнату, на мгновение остолбенела от неожиданности: весь стол был завален охапками красных роз. Беликова недоуменно оглянулась на дверь, посмотрела на ключ в своей руке, снова на цветы…

– Проходной двор, – покачала она головой, – заходи кто хочет, бери что хочет… Хотя брать-то особо нечего… А вы куда смотрели? – укорила она собак. – А еще звери. Непутевые из вас охранники.

Поверх цветов лежала записка:

«Забыл поблагодарить. Вы – классная тетка, хоть и мент… Был бы я лет на двадцать постарше…»

– Сынок, – невесело рассмеялась Беликова, – если бы ты был лет на двадцать постарше, ты бы знал, что шестидесятилетней женщине надо дарить не цветы, а корм для собак и слабительное для нее… Вот так-то, – пояснила она собакам, – в кои-то веки заинтересовала сразу двух мужчин, так и тут один оказался вором, а другой маньяком.

Выгуляв и накормив собак, она взяла томик Цветаевой и устало прилегла на диван. Долго думала о чем-то, потом раскрыла наугад:

«…Под лаской плюшевого пледа Вчерашний вызываю сон. Что это было? – Чья победа? – Кто побежден?

Кто был охотник? – Кто – добыча? – Все дьявольски – наоборот! Что понял, длительно мурлыча. Сибирский кот? И все-таки – что ж это было? Чего так хочется и жаль? Так и не знаю: победила ль? Побеждена ль?»

У каждого – свой долг…

Когда Протей вошел в палату, больной даже не пошевелился, лишь покосился на посетителя – презрительно и чуть раздраженно, словно его отвлекали от какого-то важного дела.

«Интеллигент, – со спокойным высокомерием подумал Протей, – смотрит, словно запачкаться боится. А ведь это твой выбор, не мой. Мне-то все едино: кого, за что…»

– Я от Игнатия Ростиславовича, – назвал пароль Протей. – По поводу решения ваших проблем…

Больной чуть заметно кивнул. Был он стар, седовлас и изможден. Не надо было иметь медицинское образование, чтобы понимать, что больному осталось совсем недолго мучиться в этой тихой и стерильной палате.

– Почему вы настояли на личной встрече? – спросил Протей. – Вы же понимаете, что это гигантский риск. Если б не настоятельная просьба Игнатия Ростиславовича…

– Дело таково, что некоторые детали я хотел объяснить сам, – скрипучим от долгого безмолвия голосом ответил старик. – Да и посмотреть на вас хотел… Когда вы… начнете, меня, скорее всего, уже не будет. А мне надо знать… Хотя бы