«Поэтому он ни в чем себе не отказывал, – сказала ЛаМартен, – И Ла Дегранж, и я получим, я надеюсь, случай побеседовать собществом о нескольких похотливых и преступных анекдотах того же персонажа.» –«Ах! Тем лучше, – сказал Кюрваль, – это человек, которого я ужезаочно люблю. Вот как следует относится к удовольствиям. Философия вашегознакомого мне бесконечно нравится. Невероятно, до какой степени человек, ограниченныйво всех своих развлечениях, во всех своих способностях, стремится сузить рамкисвоего существования своими недостойными предрассудками. Невозможно даже себепредставить, например, насколько тот, кто возвел убийство в преступление,ограничил все эти сладострастия; он лишил себя сотни удовольствий, болеесладостных, чем другие, осмеливаясь принять ненавистную химеру предрассудка.Какого дьявола может сделать природа на одного, десять, пятьсот человек большеили меньше в мире? Победители, герои, тираны (устанавливают ли они этотабсурдный закон!) не осмеливаются делать другим то, чего мы не хотим, чтобыбыло сделано нам?

По правде говоря, друзья мои, я не скрываю этого от вас, носодрогаюсь, когда слышу, как глупцы осмеливаются мне говорить об этом законеприроды…

Боже правый! Жадная до убийств и преступлений природазапечатлевает единственный закон в глубине наших сердец: удовлетворять себя,неважно за счет кого. Но терпение! Я, может быть буду иметь скоро лучший случайвдоволь побеседовать об этих предметах; я изучил их основательно и надеюсь,сообщив вам о них, убедить вас, как убежден сам, что единственный способуслужить природе состоит в том, чтобы следовать ее желаниям, какого рода они нибыли бы, потому что для поддержания ее законов порок так же необходим, как идобродетель. Она умеет советовать нам по очереди то, что в этот моментнеобходимо для ее намерений. Да, друзья мои, я побеседую в другой день обо всемэтом; теперь нужно, чтобы я потерял семя, потому что этот дьявольский человек сказнями на Гревской площади мне совершенно раздул яйца.»

Пройдя в дальний будуар вместе с Ла Дегранж, Фаншон, своимидобрыми подругами (потому что они были такими же преступницами, как и он), ониувели за собой Алину, Софи, Эбе, Антиноя и Зефира. Я не знаю, что развратникпридумал в окружении этих семерых человек, но действие длилось долго; слышалсяего крик: «Ну же, повернитесь же! Я не этого от вас прошу!» и другие слова,которые он говорил в досаде и которые перемежались с ругательствами, которым,как было известно, он был сильно подвержен в минуты распутства; наконец,женщины появились, очень красные, растрепанные и с видом жестоко поколоченных –во всех смыслах. В это время Герцог и его два друга не теряли времени даром, ноЕпископ был единственным, кто мог кончить таким необыкновенным образом, окотором нам еще пока не позволено сказать. Все сели за стол; Кюрваль немногопофилософствовал. Твердый в своих принципах, он был таким же нечестивым,безбожником и преступником после потери семени, как и в пылу темперамента.Никогда семя не должно ни диктовать, ни руководить принципами; это принципамследует управлять его потерей. Стоит ли у вас или нет, философия, независимаяот страстей, всегда должна оставаться собою. Оргии состояли в выяснении истины,о которой они ранее не думали и которая теперь была для них интересной: У когоиз этих девочек и мальчиков самая красивая задница? Вследствие этого, онипоставили восемь мальчиков в один ряд, прямо, но в то же время немногонаклоненных вперед: таков настоящий способ хорошо рассмотреть зад и вынести онем суждение.

Осмотр был длинным и строгим; оспаривались мнения, которымиони обменивались, пятнадцать раз подряд производился осмотр; Си всеобщегосогласия яблоко было присуждено Зефиру: все единодушно сошлись во мнении, чтоневозможно найти внешности более совершенной и лучше скроенной. Затем перешли кдевочкам, которые приняли те же позы; решение принималось также очень долго:было почти невозможно выбрать между Огюстин, Зельмир и Софи. Огюстин, болеевысокая, лучше сложенная, чем две других, несомненно одержала бы верх уживописцев; но развратники хотят больше грации и изящества, чем верностиобразцу, больше дородности, чем правильности. Она имела слишком большую худобуи хрупкость; две другие представляли такой свежий цвет тела, были такимипухленькими, с такими белыми и круглыми ягодицами, с такой сладострастноочерченной линией бедер, что взяли верх над Огюстин. Как решить спор междудвумя? Десять раз мнения оказывались поделенными поровну. Наконец взяла верхЗельмир; герои соединили двоих очаровательных детей, поцеловали их, поласкали,прощупали, погладили. Зельмир было приказано качать Зефиру, который, чудеснокончив, дал самое большое удовольствие из всех, которые можно наблюдать; в своюочередь он приласкал девочку, которая лишилась чувств у него на руках; этисцены невыразимого вожделения и бесстыдства заставили потерять семя Герцога иего брата, но слабо взволновали Кюрваля и Дюрсе, которые сошлись на том, что имнеобходимы сцены менее слащавые, дабы взволновать старые изнуренные души, и чтовсе эти глупости хороши лишь для молодых людей. Наконец все пошли спать, иКюрваль, в лоне каких-то новых гнусностей, получил вознаграждение за те нежныепасторали, свидетелем которых его сделали.

Двадцать восьмой день

Это был день свадьбы; наступила очередь Купидона и Розеттыбыть соединенными узами брака; по одной роковой случайности оба в этот вечернаходились в роли наказываемых. Так как никто не оказался в это утро виноватым,эта часть дня была употреблена на церемонию бракосочетания; едва она быласовершена, молол их соединили в гостиной, чтобы посмотреть, что они будутделать вместе. Поскольку мистерии Венеры совершались на глазах у этих детейчасто, хотя еще ни один из них не участвовал в них, у них было достаточное представлениетого, что следовало исполнить с некоторыми предметами.

Купидон, у которого стоял весьма туго, поместил, недолгодумая, свой маленький клинышек между бедрами Розетты, которая давала это делатьс собой со все простодушием, полным невинности; мальчик так хорошо взялся задело, что должен был, вероятно, добиться успеха, когда Епископ заставил егоотдать себе то, что ребенок, я думаю, с большим удовольствием отдал бы своеймаленькой жене. Не переставая просверливать широкий зад Епископа, он смотрел нанее глазами, которые показывали его сожаление; но она сама была вскоре занятатем, что Герцог кинул ей в бедра. Кюрваль с вожделением стал щупать задмаленького кидалыцика Епископу; так как эта красивая маленькая попканаходилась, согласно порядку, в желаемом состоянии, он ее облизал и слегкавозбудился. Дюрсе делал то же самое маленькой дочери, которую Герцог держалспереди. Однако никто не извергнул, и все если за стол; два молодых супруга,которые были допущены, подавали кофе вместе с Огюстин и Зеламиром.Сладострастная Огюстин, вся смущенная оттого, что не получила накануне приз закрасоту, как бы назло оставила царить в своей прическе беспорядок, которыйделал ее в тысячу раз интереснее. Кюрваль пришел от этого в большое волнение исказал, осматривая ее ягодицы: «Не могу понять, как это маленькая плутовка невыиграла вчера пальмы; черт меня побери, если есть на свете зад красивееэтого!» В то же время он приоткрыл его и спросил Огюстин, была бы она готоваего удовлетворить. «О! Да, – сказала девочка, – и с избытком, потомукак я более не могу сдерживать нужду.» Кюрваль ложится на диван и, преклонивколени перед прекрасной задницей, в одно мгновение проглатывает кал. «СвятыйБоже! – воскликнул он, повернувшись к своим друзьям и показывая им свой член,приклеившийся к животу, – вот и я в состоянии, когда можно предпринятьчудовищные вещи.» – «Что же? – спросил у него Герцог, который любилговорить ему неприятности, когда тот находился в таком состоянии.» –«Что? – отвечал Кюрваль – Любую гнусность, какую мне предложат, лишь быона могла разъять природу и расшатать вселенную.» – «Пойдем, пойдем, –сказал Дюрсе, который видел, как тот бросает бешеные взгляды на Огюстин, –пойдем, послушаем Дюкло, я убежден, что если тебе сейчас отпустить поводья, тоэта бедная цыпочка скверно проведет время.» – «О, да! – сказал с жаромКюрваль. – Очень скверно, за это я могу твердо отвечать.» –«Кюрваль, – сказал Герцог, у которого неистово стоял, после того как онзаставил наложить Розетту, – пусть нам оставят сераль, а через два часа мыза него отчитаемся.» Епископ и Дюрсе взяли их за руки; именно в таком виде (тоесть спустив штаны и с поднятыми членами) развратники предстали передсобранием, уже расположившемся в исторической гостиной и готовым слушать новыерассказы Дюкло, которая предвидя по состоянию двух господ, что будет вскорепрервана как всегда начала повествование такими словами: