три дня, кое-как собравшись с духом, я пригласил ее на вечер встречи выпускников. Оказалось, меня надули. Когда Молли мне отказала, все так и покатились со смеху. Ее, оказывается, уже пригласил одиннадцатиклассник из футбольной команды.

— Когда Дилайла пропала, мама заставила меня избавиться от всех вещей, которые с ней связаны, — говорит Пайпер. — Посчитала, что хранить их не слишком нормально… Полный отстой. У меня, например, была одна из подвесок «Лучшие подруги», которые мы с Дилайлой носили. Так вот мама заставила ее выкинуть — мол, без второй подвески она не имеет смысла. Я так сильно плакала, что она купила мне новую пару подвесок и сказала: «Подари, кому пожелаешь». Знаешь, пусть мне и было всего шесть, просто взять и вдруг забыть свою лучшую подружку я не могла.

— И кому ты подарила новую подвеску?

— Лили Моррис. Помнишь ее? Она больше не живет здесь — переехала в Северную Каролину, когда нам было по двенадцать.

Я качаю головой — нет, не помню.

— Да и не важно. Лили была так себе подругой. В четвертом классе она пустила слух, будто я опи́салась, когда смеялась.

Интересно, правда ли это? Если да, то даже мило.

— Так вот, одну фотографию Дилайлы мама все-таки разрешила оставить.

— Здорово, — говорю я, хотя на самом деле со стороны миссис Ханака было довольно подло заставлять Пайпер выкинуть вещи, которые напоминали о тебе. Папа, наоборот, сохранил абсолютно всё. Твои радужные ботинки с блестками так и простояли у входа одиннадцать лет. Видела, наверное.

Пайпер показывает мне фото. На нем крупным планом вы с Пайпер — прижимаетесь друг к другу щеками. Ты тут совсем еще ребенок. Полубеззубая улыбка, рыжие волосы, веснушки — та же счастливая девчонка, что танцевала на папиных видео, а не запуганная, как сейчас…

— Короче, я тут шарилась в интернете, искала, может ли ямочка на подбородке со временем пропасть. И знаешь что? Не может.

Несмотря на то что болтают про меня всякие Адамы Белтнеры и прочие, я не идиот и понимаю, к чему клонит Пайпер. Только не понимаю, что об этом думать.

Пайпер вырезала из свежей газеты твою фотографию. Ханака, наверное, единственные, кто в наш век до сих пор покупает обычные бумажные газеты. Обе фотографии — газетную, которую какой-то козел-репортер сделал вчера, и ту, где тебе шесть, — она ставит рядом. В основном они практически одинаковые: рыжие волосы, зеленые глаза, за исключением как раз ямочки на подбородке. Я раньше в принципе никогда не обращал на нее внимания, потому что в глаза не бросалась. Такие вещи обычно замечаешь, только когда тебе на них указывают. Зато сейчас, когда я о ямочке знаю, одну ее и вижу. Но самое главное, что на вчерашней фотографии никакой ямочки нет. Вообще. Гладко.

Тут раздается звонок. Я оглядываюсь по сторонам, а в коридоре уже пусто — мы опоздали на урок.

Пайпер начинает пятиться.

— Не злись на меня, Лео, — прижав к себе учебники, произносит она и убегает.

Мередит

Одиннадцать лет назад Май

— Я должна признаться, — мрачным голосом произносит на том конце провода Шарлотта.

Уже вечер. Джош с детьми вернулись домой несколько часов назад и теперь сидят в соседней комнате, смотрят на диване телевизор. У Джоша на коленях раскрытая книга, но смотрит он, посмеиваясь, все равно в экран. Как трогательно, что мужчина тридцати шести лет способен радоваться дошкольным передачам.

— Кое-что случилось, — продолжает Шарлотта, и у меня создается впечатление, будто она знает про нас с Беа.

Внутри нарастает паника, земля уходит из-под ног. Я сейчас на кухне: только что вымыла посуду и протерла стол. На словах Шарлотты я оседаю на стул.

— Что такое? — спрашиваю. Воздуха не хватает, сердце в груди колотится.

— Над Лео издевались, — сознается Шарлотта, после чего не выдерживает и дрогнувшим голосом восклицает: — О господи, Мередит! Прости меня, я так виновата… Должна же была догадаться!

— А как бы ты догадалась? — спрашиваю я, туго соображая из-за неожиданности новостей.

— Это ведь моя работа! К тому же ты тогда звонила и говорила про синяк. Мне стоило после этого насторожиться, серьезнее отнестись к твоим словам, а я решила, мол, бывает, дети иногда стукаются, что с них взять… Прости, Мередит. Если б я только раньше поняла, что над ним издеваются!

— Как именно издеваются? — Дыхание схватило, не могу продышаться. — А главное, кто?

— Броди Паркер.

Хм, не припоминаю такого.

— И что этот мальчик сделал с Лео?

— Ну… — медлит Шарлотта. — Стыдно признаваться, Мередит. Надеюсь, ты сможешь меня простить, но сегодня Броди запер Лео в сундуке с игрушками во дворе.

Я сразу вспоминаю наш собственный пластиковый сундук — в длину около трех футов, а в высоту и глубину примерно по два[21]. Когда мы недавно измеряли рост Лео, он был почти тридцать восемь дюймов[22]. Если сундук Шарлотты размерами примерно как наш, то, значит, Лео не смог даже полностью вытянуть в нем свои ножки и ему пришлось их согнуть. Но разве ему хватило бы ширины ящика? А там еще и игрушки! Неужели он так и лежал на них или этот Броди Паркер хотя бы удосужился их вытащить? Мыслей в голове сразу тысячи, однако вслух почему-то решаю сказать именно эту:

— Шарлотта, на улице дождь. Неужели дети играли на улице?

— Броди спросил, можно ли сходить до ящика и принести в дом бластеры. Я разрешила, потому что из-за этого бесконечного дождя нам практически нечем было заняться. Тогда Броди захотел взять с собой Лео, чтобы тот помог ему занести игрушки, — я и это разрешила. А тут как раз одна из малышек описалась, я засуетилась, стала ее переодевать, стирать одежду и не заметила, что в дом Лео так и не вернулся. Броди учится в начальной школе, — объясняет Шарлотта. — Мы пешком забираем его так же, как Дилайлу, и сегодня нас не было дома до половины четвертого, а потом дети захотели перекусить перед игрой… — Шарлотта замолкает, явно не желая что-то говорить.

— К чему вы клоните, Шарлотта?

— Лео просидел в ящике чуть меньше часа.

Я ахаю при мысли, что почти час Лео сидел совсем один в темном холодном ящике с игрушками.

— В каком классе учится Броди? — Мне почему-то представляется, что он, как и Дилайла, в нулевом.

— В пятом, — сознается Шарлотта.

Значит, ему сейчас примерно десять-одиннадцать. Кем же надо быть, чтобы в десять лет издеваться над четырехлетним малышом? Интересно, как все было — он заманил Лео в этот ящик или, может,