Пророк нередко появлялся на людях в столь позднее время, ибо Инарию не требовалось сна. Однако в последнее время ангелом (правда, сам он не признался бы в сем ни за что) овладело нешуточное беспокойство, и потому, за невозможностью предстать перед взорами смертных во всем своем великолепии да воспарить в небеса, он расхаживал вдоль и поперек, из угла в угол величественного сооружения, порой появляясь там, где приверженцы его вовсе не ждали.

Той ночью светозарный юноша поднялся на вершину высочайшей из башен. Отсюда вид открывался вдаль на многие мили. Плохая замена полетам по небу… однако все лучше, чем никакой.

Нет, страха Инарий не испытывал, однако должен был блюсти осторожность. Игры, которые он вел с Люционом, требовали от обеих сторон немалого такта: ведь, учинив великую смуту, недолго привлечь к Санктуарию внимание собратьев. Инарий чувствовал, что управиться с демоном ему вполне по силам, пусть даже Люцион сумеет призвать на подмогу всю мощь Преисподней. В конце концов, сей мир сотворен им, Инарием, и собственного творения у него не отнять никому… ни этому демону, ни ей, ни какому-то простому крестьянину, жизнь коего в сравнении с его собственной – все равно что мгновение ока.

И вскоре они все, все трое, в том убедятся.

Едва Ульдиссиан в очередной раз набрался храбрости сказать Лилии, что ей придется остаться здесь, желает она того или нет, из коридора послышался крик. Дважды за этот вечер он уже потерпел неудачу, и тот факт, что обе попытки завершились любовной игрой, ничуть не ослабил гложущего сердце чувства вины. И вот теперь, стоило ему, наконец, отдышаться, восстановить силы и твердо решить на сей раз не оплошать, по всему дому мастера Итона эхом разнесся голос брата.

Похоже, теперь жители Парты считали его домом Ульдиссиана, но Ульдиссиан собирался прожить здесь всего-навсего день-другой… и то совесть здорово мучила. Вот уедет он, и пусть домом владеют Лилия с остальными, пока не разберутся, как им жить дальше.

К несчастью, с Мендельном, кажется, нужно было разобраться незамедлительно, и Ульдиссиан поднялся с постели, поглядеть, что там стряслось.

– Не задерживайся надолго, – промурлыкала Лилия, играя голосом, снова маня к себе.

Кивнув, Ульдиссиан накинул кое-что из одежды, выступил за порог… и тут же едва не столкнулся с братом.

– Ульдиссиан! Хвала высшим силам! Я опасался самого худшего!

Тревога Мендельна оказалась весьма заразительной.

– Что там? Мироблюстители, или морлу? Или инквизиторы из Собора?

– Нет! Нет! – заверил Мендельн, оглядев Ульдиссиана с головы до пят. – Ульдиссиан, ты в порядке?

С места в карьер рассказывать о своих намерениях старший из братьев не стал. Об этом Мендельн мог узнать и потом.

– В полном. Ну, а теперь объясни, что все это значит?

– Я опасался… думал…

– Что?

Мендельн обескураженно покачал головой.

– Нет, ничего, Ульдиссиан, ничего. Просто кошмар. Дурацкий кошмарный сон, – сказал он, бросив взгляд за спину брата, где, очевидно, отчасти смог разглядеть неодетую Лилию на кровати. – Прости. Прости… Сам не пойму, что это на меня нашло.

– Ты, Мендельн, день и ночь на ногах, – поразмыслив, напомнил Ульдиссиан. – День и ночь без сна – это не дело. Ты очень помог мне в утешении сердец партанцев после убийства мастера Итона. По-моему, тебе просто нужно как следует отдохнуть.

– Может, оно и так…

В голосе брата послышались нотки неуверенности, взгляд его вновь вильнул в сторону, за спину Ульдиссиана.

– Прошу, прости за то, что тебе помешал…

Прежде, чем Ульдиссиан успел хоть слово сказать, Мендельн развернулся и поспешил к себе.

Затворив за собою двери, Ульдиссиан вернулся к Лилии и снова улегся с ней рядом. Лилия томно улыбнулась.

– Что с твоим братом? Не захворал ли?

– Просто совсем обессилел.

Нежные пальцы светловолосой девушки коснулись его груди, принялись играть с волосами.

– А ты?

– А я – ничуть, – парировал Ульдиссиан, заключая ее в объятия. – Дай-ка, покажу…

* * *

Минуло три часа. В эти часы он вновь упивался Лилией. В эти часы оба лежали бок о бок.

И вот теперь, к исходу третьего часа, Ульдиссиан как раз закончил седлать коня.

То был единственный выход из положения. Никаких раздумий. Никаких объяснений. Убедившись, что аристократка уснула, он осторожно поднялся, оделся, крадучись – такой мягкой поступью мог бы гордиться даже Ахилий – выскользнул из спальни и вышел на двор. Когда навстречу попались несколько стражников в карауле, поклявшихся служить ему, как и прежнему нанимателю, никто из них его не заметил, однако винить караульных в этом не стоило. На этот раз дар Ульдиссиана подействовал без сучка и задоринки: стоило пожелать, чтоб стражники отвернулись, так оно и случилось.

Одолеваемый угрызениями совести, Ульдиссиан без шума миновал улицы городка и, наконец, выехал за пределы Парты. Партанцы только-только начинали понимать, что с ними происходит. Ему самому обретенные способности тоже были в новинку, однако сын Диомеда знал, что разбирается в них куда лучше любого другого. Вдобавок, это ведь именно он был в ответе за их преображение. Все это значило, что он должен, обязан немедля вернуться в городок и не увиливать от ответственности.

Однако гибель ни в чем не повинных людей, разумеется, перевешивала. Быть может, бросив всех и отправившись в Кеджан в одиночку, он поступил просто ужасно, но…

Пришпорив коня, Ульдиссиан покачал головой. Позволять себе мысли о каких-либо «но» он больше не мог.

Деревья стояли вокруг, точно безмолвные часовые. Ночная тьма казалась чернее обычного. Ульдиссиан снова пришпорил коня, но конь шел вперед робко, нехотя, словно боялся кого-то, таящегося во мраке.

Дорога запетляла, огибая череду невысоких холмов. С Кеджаном Парту соединял оживленный наезженный тракт, но Ульдиссиан не желал облегчать жизнь тем, кто вздумает отправиться за ним следом. Теперь-то, кроме Ахилия, который, конечно, поймет его внезапный отъезд, Диомедова сына вряд ли кто-либо сможет выследить. Вдобавок, здесь, на дороге поплоше, наверняка никто не попадется навстречу.

Большую часть его скромного имущества составляла одежда на плечах, видавший виды, но вполне годный для дела меч и кое-какая провизия, прихваченная по пути из спальни на двор. Еще чем-либо он, за скоропалительностью отъезда, разжиться не успел. Кроме того, имелся при нем бурдючок с водой, наполненный возле конюшен. Запас невелик, однако источник где-нибудь по дороге отыщется наверняка…

Вспомнив о бурдючке с водой, Ульдиссиан вдруг почувствовал жуткую жажду, отвязал бурдючок от седла и вдоволь напился. На вкус вода оказалась чуточку солоноватой, но вполне сносной.