– Все-таки захворал? – спросило чудовищное создание знакомым голосом. С каждым словом меж его острых зубов мелькал раздвоенный черный язык.

Все это было очень похоже, и в то же время не походило на образ из кошмарного сна. В отчаянии Ульдиссиан взмолился о том, чтобы все это оказалось лишь сновидением, но здравый смысл подсказывал: нет, он не спит… и преображения Лилии вовсе не иллюзорны.

– Кто… кто ты такая?

– Твоя Лилия, кто же еще! – озадаченно, слегка раздраженно отвечала она, в нетерпении хлестнув хвостом по земле.

Невольно покосившись на ее хвост, Ульдиссиан поспешил поднять взгляд, однако Лилия это заметила и оскалилась ужаснее прежнего.

– Люцион, – само собой сорвалось с ее губ, прежде чем ей удалось опомниться.

– Люцион? – переспросил Ульдиссиан, безуспешно пытаясь понять, что все это может значить. – А он-то здесь при чем?

– Очевидно, все это – чары Примаса! Это он сделал меня такой! – воскликнула Лилия, с мольбой потянувшись к нему. – Только твоя любовь в силах меня спасти!

Ульдиссиан подался ей навстречу… однако какое-то шестое чувство удержало его на месте. Ему вспомнилось, как она оглянулась на хвост – безо всякого удивления, будто на нечто совершенно естественное.

Казалось, в желудке разверзлась бездонная яма. Гоня прочь подозрения, в правдивости коих уже не сомневался, Ульдиссиан неистово замотал головой. Этого просто не могло быть! Этому должно было найтись какое-нибудь объяснение. Лилия… она же вовсе не… не…

– Ульдиссиан! – взмолилось демоническое создание. – Ульдиссиан, прошу, обними же меня! Твоя холодность просто пугает! Любовь моя, только ты в силах меня исцелить!

– Лилия…

Ульдиссиан снова шагнул было к ней… и снова чутье тут же заставило его отступить. Приглядевшись, он заметил множество иных мелочей, свидетельствовавших о том, что нынешний облик ей знаком и привычен.

Тем временем его конь, волновавшийся все сильнее, рванулся из рук, да так, что Ульдиссиан едва удержал поводья.

Вороной Лилии, не в пример ему, стоял смирно. На взгляд человека, знакомого с повадками домашней скотины, слишком уж смирно. Как будто завороженный…

Мысли пустились в бешеный пляс. Может быть, это вовсе не Лилия? Может быть, Лилия спит, как ни в чем не бывало, а эта демонесса попросту притворяется ею?

«Да, – рассудил Ульдиссиан, – дело вполне возможное».

– Не подходи ко мне, демон! – прорычал он, обнажив меч. – Убивать вашу братию мне уже доводилось! И чужим голосом ты меня не одурачишь!

Жуткое создание слегка оторопело.

– Ульдиссиан, я в самом деле Лилия! Помнишь первую нашу встречу? Как ты наткнулся на меня, любующуюся лошадьми? Помнишь, как я пробилась к тебе, несправедливо посаженному под замок? Неужто ты все позабыл?

В продолжение она перечислила еще полдюжины случаев, да с такими подробностями, что все надежды на притворство, на маскарад, улетучились без остатка. Должно быть, таким образом Лилия думала снова привлечь его к себе, но на поверку лишь укрепила уверенность Ульдиссиана в том, что он все это время резвился в постели с каким-то чудовищем.

Однако, несмотря на усиливающийся ужас, крестьянин глаз от Лилии не мог оторвать. Умом он все понимал, но тело, влекомое ее сверхъестественной притягательностью, неудержимо рвалось к ней. Каждое движение ее прельщало, будто, разыгрывая невинность, она коварно, исподволь заманивает его в свои сети.

Содрогнувшись, Ульдиссиан с трудом отвел взгляд. Отвел, и тут же услышал резкое, яростное шипение.

– Взгляни на меня, Ульдиссиан, – повелительно проворковала Лилия. – Взгляни же на то, что имел… и еще можешь сохранить… сохранить… сохранить…

Что-то подсказывало: посмотришь – тут тебе и конец. Его воля была всего-навсего волей смертного, тогда как та, с кем он делил ложе, принадлежать к смертным никак не могла.

– Кто ты ни будь, поди прочь! – велел он, по-прежнему глядя чуть в сторону. – Убирайся… не то я разделаюсь с тобой так же, как с теми демонами!

В ответ он ждал злости, а может, страха – ведь она, конечно же, помнила, как он одолел гнусных тварей, науськанных на него Маликом…

Малик! Теперь и это обрело новый смысл. Быстрота расправы с коварным церковником изумила Ульдиссиана до глубины души, но если Лилия – не та, кем кажется, удивляться тут было нечему. Бедняга Малик просто не знал, с кем связался. Возможно, кое-что подозревал, но это ему не помогло. В ином положении Ульдиссиан, пожалуй, улыбнулся бы этаким причудам судьбы.

Как ни странно, Лилия не зашипела, не зарычала, нет… рассмеялась, и смех ее рвал душу в клочья.

– Бедняжка Ульдиссиан! Милый мой, дорогой! Такой наивный, такой простодушный! Такой доверчивый ко всему, что бы я ни говорила…

Эти слова едва не заставили Ульдиссиана повернуться к ней, на что, может статься, она и рассчитывала.

– Что это значит?

– Неужели ты не удивлялся тому, сколь быстро набирает силу твой пресловутый дар? Неужели ни разу не задавался вопросом, отчего успехи всех остальных – кроме твоей возлюбленной, Лилии – до сих пор столь скромны?

В самом деле, этот вопрос он себе задавал, а в ее тоне уловил намек на ответ, да такой, что волосы на загривке торчком поднялись.

– О да, теперь-то он понимает, в чем дело, или, по меньшей мере, догадывается! Да, дорогой, милый мой Ульдиссиан… это я указывала тебе путь на каждом шагу! Все совершенное ты совершил только благодаря мне – мне, не себе! Без меня ты – пустое место! Ничтожество! Это я вызвала ту самую бурю, и направила в цель ту самую молнию, и воплотила в жизнь множество твоих желаний…

«И не только», – внезапно понял Ульдиссиан.

– И растерзала первого миссионера, а второго прирезала моим же ножом!

Лилия захихикала. Некогда ее смех ласкал слух человека, точно нежная музыка, но сейчас порождал в сердце только жгучую ненависть.

– Весь этот спектакль был разыгран ради тебя, любовь моя! Впрочем, кто они таковы? Всего-навсего пешки в руках вероломного возлюбленного и глупого братца!

Последнее заставило Ульдиссиана задуматься. Коли верить ее словам, выходит, и Примас, и Пророк хорошо ей знакомы. Один с нею в кровном – если, конечно, в ее жилах действительно течет кровь – родстве, а другой играл при ней ту же роль, что и Ульдиссиан, но до него. Эти новости лишь привели его в еще большее замешательство. Вся его жизнь оказалась не чем иным, как обманом. Считавший себя грозной силой, он все это время был лишь марионеткой, куклой в чужих руках!

Однако, возмущенный этой мыслью, крестьянин тут же вспомнил о том, что на такой поворот Лилия явно не рассчитывала: недаром ведь, не сдержавшись, помянула о Люционе! Вдобавок, если Ульдиссиан – просто-напросто никчемная пешка, зачем устраивать весь этот балаган? Отчего Люцион не уничтожил его без лишних затей? Одно из двух: либо Ульдиссиан чем-то для Примаса ценен, либо Люцион отчего-то не может расправиться с ним. И если последнее казалось Ульдиссиану сомнительным, то первое было очень похоже на правду – тем более, что слова Малика не раз могли послужить этому подтверждением.