Я стискивал челюсти, чтобы не так трясло, я словно голый на морозе, плата за то, что могу видеть чуточку больше других, налог на чувствительность. Вон прошла группа гуляк, орут песни, всем весело, никто не чует беды. Здесь, как и везде, кто чует ее раньше, того и бьют. Как свои, так и чужие.

Из всей толпы только один человек бросил затравленный взгляд вверх, мелькнуло белое лицо. По одежде вроде бы монах-послушник, такие вроде бы не должны еще видеть, разве что наделен особой чувствительностью, как вот тот мальчишка…

Наши взгляды встретились, в его глазах мелькнуло удивление и замешательство, словно увидел играющего на арфе коня. Да и то скорее конь научится играть даже на лире, чем у рыцаря появится чувствительность еще к чему-либо, помимо ударов по голове.

Сэр Смит в нижнем зале, перед ним пустой кубок, лицо обрюзгло, глаза налиты кровью. Вид настолько угрюм и озлоблен, что никто не решается подсаживаться за его стол. Я проскользнул ближе, все так же стараясь не привлекать особого внимания, тронул сэра Смита за плечо и сказал быстро:

— Не оборачивайтесь, благородный сэр Смит, умоляю вас!..

Плечо под моими пальцами напряглось, застыло, а я добавил тем же быстрым шепотом:

— Это я, сэр Ричард. Сэр Смит, я, кажется, отыскал способ, как вам разом обрести все… или же потерять все то, что у вас есть.

Он бросил быстрые взгляды по сторонам, но немногие посетители торопливо жрут и спешат к турнирному лагерю, одинокий слуга несет, натужившись, широкий поднос с грудой мисок, ответил шепотом:

— Мое «все, что есть» — почти ничего, так что я легко ставлю все на кон… Что случилось, сэр Ричард? Вы так неожиданно исчезли, что я просто не знаю, что и думать… Неужели лямурные приключения? Правда, здесь хватает прехорошеньких. А вам, как победителю турнира…

— Ступайте на задний двор, — прервал я. — Там нас не увидят.

Минут через десять я отыскал его в закутке между пустым складом и неработающей кузницей. Он увидел меня и вошел в кузницу. Я скользнул следом, проследив, чтобы никто не заметил, и прикрыл дверь.

— Сэр Смит, — сказал я без обиняков, — король Барбаросса уцелел. Шансов вернуться на трон у него один к десяти, если не меньше, так что если на него поставить… то можно сорвать куш. Большой куш!

Он слушал внимательно, с трудом скрывая изумление.

— Я слышал, — проговорил он, — что короля изранили так, что он прямо сразу кончился.

— Господь милостив, — сказал я, — к своим сторонникам. И сурово наказывает тех, кто прет супротив. В смысле, Gott mit Uns. He сам, конечно, карает, он слишком мягок и благостен, но эту роль мы с превеликим удовольствием взяли на себя. В смысле, служить орудием Божьего гнева. И мщения. Так что подумайте…

Он прервал:

— И думать нечего! Возле герцога не протолкнуться от его сторонников. Я уже пробовал. Все куски, выпадающие из его пасти, подхватывают налету. В прыжке! А вот если при короле подсуетиться…

— Вы зрите прямо в корень, — одобрил я. — Рад в вашем лице найти такого понимающего и современного человека, которому не надо объяснять азы экономики. Король просто обязан будет наказать отступников и щедро наградить сторонников. А так как сторонников совсем мало, а отступников много…

Он сказал в нетерпении:

— Да понял, понял! Раздача будет будь здоров. Что нужно?

— Перво-наперво, — сказал я, — возле короля должен быть верный человек, пока я изыщу сторонников. Король — не сахар, но он противостоит натиску Юга, а это, как мне кажется, стратегически верно. Я не был на Юге, но когда увидел этих… рыцарей-южан, чем-то мне этот Юг совсем разонравился.

— Едем сейчас?.. Ох, простите, сэр Ричард, — сказал он с раскаянием. — вы, наверное, проделали долгий путь, вам нужно поужинать и хорошо выспаться…

— Не только, — ответил я. — Я намерен принять участие в турнире.

Он ахнул.

— Что?.. Сэр Ричард! Я думал, вы знаете…

— О чем? — спросил я тревожно, сердце заныло, словно с него сняли кожу. — Меня искали?

— И сейчас ищут, — заверил он с готовностью. — Сперва сюда нагрянули какие-то непонятные люди, все спрашивали о вас, потом после них явились двое в монашеских капюшонах, но монахи из них как из меня праведник. Тоже интересовались вами…

— Никто из них не остановился в гостинице?

— Нет, — заверил он, — но мне кажется, один поселился в доме напротив. Он видит не только тех, кто входит и выходит, но если окна не зашторены… Скверный тип. Скользкий такой, с бегающими глазками.

— Тогда шпион, — определил я. — Они все с бегающими. Их можно бы арестовывать только по злодейским харям. А что городская стража? Личная охрана герцога?

Смит отмахнулся.

— Эти все во дворце. Нет, сэр Ричард, в городе чересчур вольничают чужие. Даже не столько вольничают, они как раз держатся ниже травы и тише воды, но уж очень настойчиво лезут везде! Все вызнают, и, поверите, как-то страшновато, как будто их всех ведет некая могучая сила…

Я поколебался, лучше бы, конечно, все бросить к черту, как раз это и есть настоящая сила, а не люди герцога. Но, с другой стороны, герцог может действовать открыто, а эти сами таятся, прячутся, им пока нельзя на поверхность, рано открывать лица.

— Сэр Смит, — сказал я по-рыцарски туповато, но мужественно, — не будем обращать внимания на чернь, на это разгулявшееся быдло! Надо будет, укоротим им языки. А то и головы. Главное, что герцог не посылал меня разыскивать. Это очень важно. А в турнире мне участвовать надо.

— Приз? — спросил он понимающе.

— Еще какой, — ответил я. — Мне нужно выйти в город, сэр Смит.

Он спросил догадливо:

— По делам личным? Здесь, скажу вам, такие сочные попадаются, а одна… графская дочь, так и стреляет глазами, с кем бы завести роман! Я уж было собрался, но как увидел ее мать, обомлел…

— Нет, — сказал я с неловкостью. — Меня просили заглянуть к бенедиктинцам и передать пару слов.

— А-а-а, — сказал он разочарованно, — вы ж паладин, понятно…

— Что вам понятно? — спросил я с подозрением. — Вы о чем? Ладно, если хотите, можете меня сопровождать. Надеюсь, здесь не поймут превратно, когда увидят двоих мужчин. А что сказали бы в моем королевстве, если бы узнали, что мы с вами делим одну комнату на двоих…

Он не понял, на что намекаю, я разъяснять не стал, вышли из кузницы, бегло оглядел двор и улицу через распахнутые ворота. Во дворе уже устаканилось, хотя народу вроде бы даже прибавилось, зато не бегают с ополоумевшими глазами, все распределены, пристроены, а челядь усвоила, у какого вельможи какие запросы и капризы. На улице тоже спокойно, даже как-то не по себе. Все-таки государственный переворот, ну что за народ, что за парод…

На улицу я вышел, на этот раз не сутулясь и не скрывая лицо. Абсолютно безгрешен, в связях, порочащих меня, был, но не замечен. У герцога нет против меня улик, да и слишком мелкая я сошка, чтобы обращать на меня внимание…