Ясно, что Фишеру было очень трудно принимать во внимание что-либо, не входящее в им составленное расписание. Он настолько отдался «пути истины», давая одновременно волю случайным чувствованиям, что попросту не хотел отвлекаться на тривиальность — в его понимании — похода к почтовому ящику, где его могли ждать письма от неизвестного или нежелательного отправителя.

Поскольку Джека Коллинза знали, как учителя Бобби, и он всегда был открыт к контактам — его телефонный номер имелся в справочнике номеров Манхеттена — он ежедневно получал много звонков и сообщений от людей, которые по тем или иным причинам хотели связаться с Бобби. К несчастью для них и даже к еще большему несчастью для Бобби, после того, как Коллинз получил письмо с просьбой больше не передавать для него сообщений, эта линия оказалась перерезана и просьбы о контактах перемещались в мусорное ведро забвения.

В общем, Бобби погрузился в депрессию, но всё еще находил в себе силы каждый день подниматься с постели и выходить на улицу. Он оставался внимателен к окружающему миру и не ограничивал свою физическую активность. Но в ретроспективе чувствовал себя плохо из-за упущенной возможности получить часть от той суммы в 5 млн долларов в 1975 году. Кто знает, когда представится следующая возможность заработать столько денег? По правде сказать, сводить концы с концами ему надоело. Также мозг подтачивали мысли о неудаче в поисках романтической любви, и его постоянные религиозные сомнения. Накапливающиеся печали стали одной из причин его нежелания общаться с людьми… только, если он не чувствовал себя очень комфортно и безопасно рядом с ними. Поэтому он каждый день наматывал на ноги многие мили в пеших прогулках, погруженный в мечтания, или зависая в медитациях.

Спортивный обозреватель однажды написал, что Фишер — быстрейший ходок из всех, кого он видел вне олимпийских игр. Шагал он широко, слегка раскачиваясь при ходьбе, его левая рука высоко взмывала в такт с левой ногой, правая рука — в такт с правой ногой, в необычном каденсе. Другой журналист, Брэд Даррах — именно на него подавал в суд Бобби — говорил, что когда он гулял с Фишером, то чувствовал себя словно Доупи, один из семи гномов, пытающийся поспевать за обычными людьми. Былой друг Бобби Уолтер Браун так говорил о прогулках с Бобби: очень быстро более трех миль — от манхеттенского шахматного клуба до Гринвич-виллидж на западной стороне Манхеттена, обед в средиземноморском ресторане и прогулка назад на восточную сторону, еще три мили. Прогулки позволяли Бобби думать — или забываться в мыслях — и держать себя в форме. Он считал их — вместе со спортом и чтением — одним из своих любимых времяпрепровождений.

Однажды после посещения спортивного зала, где тренировал Гарри Снайдер — а он продолжал дружеские отношения с тренером даже после разрыва с Всемирной церковью Бога — Бобби совершил одну из своих длиннейших прогулок вокруг Пасадена-сити. Он прошел вдоль Футхилл-фривэй, затем вернулся назад и повернул у Лек-авеню, минуя медицинский факультет «Кайзер Перманент». Его остановил полицейский патруль. Где-то в этом районе было совершено ограбление банка, и Бобби подошел под описание грабителя. У него спросили имя, адрес, возраст, место работы и пр., и хотя Бобби утверждал, что отвечал на вопросы корректно, полицейским он показался подозрительным. Его внешний вид ему только повредил — неаккуратная одежда, испачканная сумка из магазина с соковыжималкой и книгами не самого «доброго» содержания. Чем больше вопросов ему задавали, тем более воинственным становился Бобби. Возможно, по причине его нервозности, или оттого, что он перемещался из одной ночлежки в другую, но Бобби не смог вспомнить свой адрес. Его отвезли в полицейское управление и поместили за решетку за бродяжничество (грабителя уже поймали), хотя он имел 9 долларов с мелочью при себе. Его раздели, затолкнули в камеру и не дали сделать ни одного звонка. Более того, позднее он утверждал, что с ним обращались грубо и морили голодом.

Чтобы мир узнал, через что он прошел в эти два дня, Бобби после освобождения описал подробнейшим образом свои мучения в эссе объемом в 8.5 тысячи слов, озаглавленном «Меня пытали в тюрьме Пасадены!» Хотя и не отличающийся виртуозностью стиля при описании тюремных застенков таких писателей, как Торо и Мартин Лютер Кинг мл., документ представлял собой впечатляющий отчет об отталкивающих деталях его пребывания в тюрьме. Рассказ Бобби, стиль которого характеризовался некоторыми, как напыщенный и мелодраматичный, если ему верить в основе, поистине ужасен. Он был невиновным, утверждал Бобби, но его провели голым по помещению и угрожали упрятать в сумасшедший дом.

Бобби на собственные деньги издал эссе в виде 14-страничной брошюры с красно-белыми полосами на обложке, напоминающими тюремную решетку, и подписал ее «Роберт Д*. Джеймс (профессионально известный как Роберт Дж. Фишер или Бобби Фишер, чемпион мира по шахматам)». Он напечатал ее тиражом 10 тысяч, что обошлось ему в 3.257 долларов. Как в своем безденежье Бобби сумел набрать нужную сумму, загадка. Он продавал брошюру по доллару за штуку, Клаудиа Мокароу следила за дистрибуцией и вела учет продаж. В нарушение собственных правил прайвеси, Бобби даже включил в выходные данные свой почтовый индекс, чтобы читатель мог заказать «дополнительные экземпляры». В известном смысле довольно иронично, но он извлек прибыль из проекта — после вычета всех расходов на напечатание, доставку и рекламу. Через двадцать пять лет оригинальная копия «Меня пытали…» была продана на аукционе коллекционеров за более чем 500 долларов. Коллекционер попросил Бенко узнать, не согласится ли Бобби поставить автограф на свое j’accuse. Бенко выполнил просьбу, но Бобби отказал: «Да, я написал брошюру, но у меня остались тяжелые воспоминания о тюрьме. Нет, не подпишу».

Памфлет важен с той точки зрения, что позволяет получить представление о состоянии ума Бобби на то время (май 1981 года): ярость от того, как с ним обращаются на основании ложного обвинения; нежелание покориться власти; использование псевдонима (даже Регина стала адресоваться в письмах к нему как к «Роберту Д*. Джеймсу», под «Д» понимая «Даллас») для самозащиты; и его самоопределение как «Чемпион мира по шахматам». Относительно последнего Бобби заметил своему другу, что его никто не обыграл. Он отказался от титула Чемпиона мира ФИДЕ, но верил, что истинный Чемпион мира — он, и никто другой. Более того, он утверждал, что не выиграл титул в 1972 году в Исландии, уже тогда он был Чемпионом мира: титул у него украли русские.

Жизнь Бобби после Рейкьявика пресса окрестила «Выпавшими годами», что было правдой: жизнь на задворках Лос-Анджелеса бо́льшую часть времени, двадцать лет вне поля зрения прессы, отказ от выгодных предложений, почти бродяга, попытка стать незаметным, чтобы защититься от выдуманных угроз.

Деньги, впрочем, он легко мог заработать, стоило только проявить желание. Но разбудить это желание, заставить его принять то, что само плывет в руки, было очень нелегко. Во-первых, тем, кто хотел что-то предложить, нужно было его найти, — задача трудная, поскольку он постоянно менял адреса, практически никому не давал номер телефона, и не имел автоответчика. Использование вымышленных имен также затрудняло процесс «выслеживания». Почтовый ящик в одной его квартире именовался «Р. Д. Джеймс». Во-вторых, если выйти на него удавалось, он никогда не принимал первого предложения, и обычно называл сумму, которая вдвое-втрое и более превышала заявку, что делало его нерыночным. В-третьих, он отказывался подписывать контракты, что делало достижение соглашения невозможным для большинства корпораций или индивидуалов на легальной основе. Ходили разные истории, которым автору не удалось найти свидетельств, что когда он совсем оставался без цента в кармане, то принимал короткие телефонные звонки от шахматистов за 2,500 долларов «за штуку», и давал уроки по телефону за 10.000 долларов. Если эти истории верны, то как эти звонки можно было устроить, как долго они длились, и кто их делал, остается неизвестным.