— Ты тоже слышишь? — от раздавшегося над самым ухом голоса Санги ее сердце на мгновенье остановилось.

— Что слышу? — выдавила она.

— Заварушка на базаре. Там что-то поменялось.

— Что… поменялось? — Найана уже взяла себя в руки, но слова все еще давались с трудом.

— Шум стал ближе, глупая.

— Ближе?.. Да, — согласилась она. — Думаешь, кто-то пробился?

— Не знаю, — покачал головой старик. — Не знаю…

Наверное, он хотел сказать что-то еще, но в это мгновенье характер шума снова изменился. Казалось, битва вдруг распалась на несколько очагов, они пришли в движение, стали растекаться по городу будто пламя пожара.

— Боги, что же там? — прошептала Найана.

Но ей было не суждено сосредоточиться на происходящем снаружи. Дом вдруг взорвался от звуков.

Треск, выкрик, стон, грохот, визг, мольба, хрип, — все это слилось в мгновенный оглушительный залп, в удар грома, сотрясший все вокруг. На мгновение повисла тишина, тотчас уничтоженная новым душераздирающим воплем. Что-то упало, что-то с силой ударило в стену — раз, другой, третий! — потом послышался треск дерева, звон металла, и заглушая все это — отчаянная тирада из отборнейших ругательств. Потом снова все смолкло…

Неподвижность — вот что последовало за этим. Никто не смел стронуться с места, Найана даже перестала дышать.

Новый звук… что-то волочили. По деревянному полу среди разбросанных вещей, похрустывающих, позвякивающих, шуршащих под чьими-то подошвами; по лестнице, так, что можно было сосчитать, сколько в ней ступеней: «бум, бум, бум, бум…»; по коридору, ведущему ко входной двери — бесформенные сгустки сумрака зловеще колышутся в прямоугольном мраке проема…

— Папочка… — пискнула Найана.

— Эта тварь потушила все факелы, — послышался голос Бейляра, его мощная фигура показалась на крыльце. Движение — и у его ног появилось что-то черное, похожее на груду тряпья.

— Кто т-там? — язык плохо повиновался грозному Санги.

— Откуда я знаю, — выдавил Бейляр. — Говорю же… Дайте огня!

Трое или четверо защелкали огнивами, торопливо зажгли факел, и все устремились к порогу. Когда поднесли свет к «груде», ни один не смог сразу поверить в увиденное.

— Да ладно, — выдохнул Ашшави Тей. — Быть не может!

— Тринадцатый бог! — прошептал Меххем. — Бейляр, ты уверен, что это он натворил?

— Уверен, — голос Бейляра был хриплым, мужчина тяжело дышал. — Я ухватил его за глотку, когда он бросился на меня. Каким-то чудом смог удержать, и пришиб. Просто колотил о стену, пока он не сдох. Деревянную обшивку в щепки разнес.

— Но такому бы раза хватило… — покачал головой Санги.

— Раза? — хмыкнул Бейляр. — Вдарил дюжину или больше, а он все рвался к моей глотке. Еще повезло, что сумел выбить у этой сволочи кинжал.

— Боги, — прошептал Санги. — А остальные?..

— Этот ублюдок всех порешил, — буркнул Бейляр.

Только в эту секунду Найана сумела пробиться сквозь плотную стену мужских спин. Оказавшись на краю освещенного пятачка и увидев то, что лежало у ног Бейляра, она вскрикнула, попыталась отступить, но не смогла. И так и стояла вместе со всеми, с ужасом и непониманием глядя на истерзанное, измочаленное тщедушное тело доброго лекаря Калафери.

Лабиринты сыграли с Сардаром злую шутку: он заблудился. Вроде, прошел-то всего ничего, просто проверить дорогу, а потерялся в темноте как малое дитя. Куда свернуть? Где грот? Он стоял на развилке трех коридоров, освещаемой готовым вот-вот погаснуть масляным светильником, и проклинал себя за глупость. Нечего сказать, сходил на разведку! Без оружия, без пути, посреди странного подземного мира, который как будто отстранился, раздался вширь, оставив юношу наедине с пустотой. В этом зловещем замершем ничто двигалось лишь время. Только время бежало по своим извечным делам, каплями, падающими с потолка, отсчитывало секунды, утекало в вечность, увлекаемое тоненькими струйками воды. Время. Время, будь оно проклято!

Сардар встряхнулся, нужно было что-то решать. Он мог вернуться назад, мог двинуться в двух других направлениях — удача могла ждать за любым поворотом. Понимая, что не теряет уже абсолютно ничего, свернул влево, и зашагал вперед, ориентируясь на тусклый огонек, теплящийся где-то неопределенно далеко. Одно и то же соображение и утешало, и заставляло быть начеку, напрягая все внимание: раз есть огни, значит он все еще в обжитой части лабиринта, и, стало быть — где-то в окрестностях тюрьмы.

Долго ли, коротко ли, но удача, наконец, улыбнулась. Почти добравшись до огонька, Сардар услышал звук, донесшийся из очередного ответвления. Негромкий и абсолютно чуждый для этого места: гулкий утробный хлопок, будто раскололи арбуз. Стараясь ступать неслышно, Сардар двинулся туда…

…И очутился у входа в кухню. В первое мгновение Сардар отпрянул, прижался к стене погруженного во мрак коридора — слишком свежи и мрачны были воспоминания об этом месте, и встреча с тюремщиками не входила в его планы. Однако кухня встретила пришельца мертвой тишиной, свидетельствовавшей о том, что по крайней мере в эту минуту она необитаема. Но откуда тогда исходил тот звук?..

Выждав для верности еще немного, Сардар заглянул в кухню. После темени пещеры заливавший ее свет оказался слишком ярок для глаз, юноша прищурился, пытаясь разглядеть хоть что-то, готовый в любое мгновение сорваться с места и задать деру, или защищаться, если отступление окажется невозможным. Все, что он смог разглядеть, так это то, что кухня действительно пуста. Да, ее покинули даже повара, но, видимо, ненадолго: вон на чурбаке для рубки мяса круглится свиная голова.

Свинина… От одного этого слова рот наполнился слюной, в желудке будто крутанули нож, и Сардар против воли шагнул в кухню. Но едва свет перестал резать глаза, мысли о еде мгновенно улетучились.

В кухне царил разгром. Разделочный стол лежал на боку, похожий на мертвого буйвола. Одна ножка оторвана и переломлена пополам. Пол усыпан черепками вперемешку с тем, что когда-то было содержимым глиняной посуды. Темными лужами растеклось вино. В углу брошено несколько колбас.

Колбасы… Едва это слово мелькнуло в голове, в животе снова взорвался голодный спазм. Сам не свой, Сардар сделал несколько шагов… И отшатнулся. Нет, то были не колбасы, — в свете ламп багровела запекшейся кровью груда отрубленных человеческих рук!

— Боги… — прохрипел юноша.

Бойня, вот что сотворилось здесь. Красные потеки — не вино, кровь. Она всюду, будто плескали из чана. В бурых лужах — клочки волос, некоторые — с лоскутами кожи. И руки в углу. И…

Порывисто обернувшись, Сардар уставился на разделочный чурбак. Проклятье! Он и представить не мог, что когда-нибудь пожалеет эту сволочь. И вот, пожалуйста: он смотрит на отрубленную голову Халкына, и ему жаль этого подонка. Почему? Наверное, потому, что осознает: нечто, убившее Халкына гораздо, гораздо страшней и опасней, чем бывший начальник надсмотрщиков.